Выбрать главу

Я с волнением ждала ответа, пристально вглядываясь в его лицо, скрытое маской безразличия. Наконец он заговорил, и что-то в его голосе изменилось, он стал немного хриплым. Мистер Маккалистер нервничал, ему было нелегко говорить со мной откровенно.

— В какую игру ты играешь, Алекс? Так хочется поверить в то, что ты говоришь правду, но мне кажется, что это очередная ложь, уловка, чтобы держать нас на поводке. Я почти уверен, что как только ты увидишь, что я начинаю сомневаться, ты сразу выпустишь свои коготки. ― Гектор не торопясь опустошил свой бокал и странно посмотрел на меня. ― Хотя почему бы не поиграть немного по твоим правилам? Пожалуй, представлю, что ты говоришь правду и расскажу тебе все, что ты хочешь узнать и даже больше. ― В его глазах заплясали недобрые огоньки. ― Спрашивай.

— Мы были... близки с тобой? ― нервно спросила я.

Гектор раскатисто рассмеялся:

— Дорогая Алекс, смею тебя уверить, что на этом острове ты была близка как минимум с нами троими. А там кто тебя еще знает...

— С вами троими? ― пересохшими губами переспросила я. ― Это с кем?

Его лицо немного помрачнело:

— Со мной, Джефом и Джейком. ― И с горечью добавил: ― Ты же была нашей музой!

Я пыталась осознать услышанное.

— И... и как это было?

— Тебя какие подробности интересуют? ― Глаза Гектора сверкнули. ― Могу тебе поведать только про наши с тобой развлечения, уж извини...

Мне стало нехорошо. Нужно было срочно сменить тему, я не могла слушать подобное о себе, не могла видеть холодное насмешливое лицо Гектора.

— Расскажи мне, как я стала вашей музой? Все, что знаешь… пожалуйста.

Гектор закурил сигарету, не сводя с меня глаз. Я вообще заметила, что он любит делать большие театральные паузы.

— Мы выросли вместе. Я имею в виду Горинга и Бакстера. Еще в детстве мы поняли, что главная страсть для нас ― это рисование. Странное занятие для мальчишек на острове. Для такого маленького острова слишком много художников...

Но Джеф убедил нас, что нужно учиться, и мы отправились в Лондон, где поступили в художественное училище. Нас троих не признала и не приняла эта так называемая лондонская богема, и нам ничего не оставалось, как организовать собственное общество ― братство. Мы назвали его «братство Барра».

— Братство Барра, ― как во сне, повторила я.

— Наверное, во всем этом немаловажную роль сыграла история братства прерафаэлитов, искусством которых увлекался Джеф. ― Он снова надолго замолчал, словно вспоминая, как это было. ― Спустя некоторое время, благодаря обаянию Джейка, деньгам Джефа и моему таланту, мы стали известны. Наши работы стали выставлять, а следовательно, и покупать. Это было самое лучшее время. Мы любили саму идею любить. Пока... пока не появилась ты. ― Гектор взглянул на меня, и ничего хорошего его взгляд не сулил. Он плеснул себе вина.

— А как появилась я? ― с моих губ сорвался еле слышный шепот. Мне было страшно, что из-за неудачного вопроса Гектор разозлится и снова замкнется.

— Может, тебе об этом спросить своих родителей? ― Его настроение опять переменилось.

— Как мы познакомились? ― проигнорировала я этот выпад.

— Джейк притащил тебя. Я не знаю, на какой вечеринке вы познакомились или при каких загадочных обстоятельствах ты вообще возникла. Ясно одно: как только ты появилась, между нами словно пробежала черная кошка... Мы не могли больше ни о чем договориться...

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Вот сейчас говорю тебе все это и сам себе не верю. Как такое могло получиться?

— Джейк и я… мы… ― Мой язык не мог этого произнести.

— Джейк и ты? Да, вы были вместе. Ты ― нежная, неземная, словно эльф из старинных преданий. Казалось, ты сразу привнесла свет в наше существование. Джейк тебя просто обожал, он ни минуты не мог находиться без тебя. Возможно, в ту пору были созданы его лучшие работы. Он писал как безумный. Картины из-под его кисти выходили с немыслимой скоростью. Он рисовал тебя, твои портреты... Не знаю, многие ли из них уцелели... ― Гектор чиркнул зажигалкой. Сквозь сигаретный дым он внимательно смотрел на меня.

Я молчала, не хотела прерывать его мысли. После очередной затяжки Гектор продолжил:

— А ты и сейчас прекрасна, Алекс. На тебе не отражается время. Я знаю твое лицо так хорошо, что могу перечислить все твои родинки и морщинки, оно совершенно не изменилось ― твое лицо. Только взгляд стал немного другой... Как тебе это удается? Видимо, совесть тебя совершенно не терзает, и ты спишь спокойно.