Глава IV. Простое дело
— Ознакомьтесь с этим досье, этот тип становится опасным, — обратился ко мне Федчук, как только я переступил порог его кабинета, куда пришел по вызову. — Готовьте по делу активные мероприятия.
Он подошел ко мне, посмотрел на меня в упор и продолжал назидательно:
— Только не горячитесь, не спешите. В нашей профессии осторожность — не трусость, а высшая форма храбрости.
Федчук сел снова. Я подошел к нему, и он передал мне довольно тощую папку с надписью: «Резидент. Контакты с советскими военнослужащими».
— Берясь за дело, прежде всего попытайтесь отчетливо представить себе весь ход событий, кроющийся за скупыми строчками документов, — говорил Федчук, внимательно глядя мне в глаза. — Вживайтесь в дело, ищите объяснения всему тому, что пока еще не совсем ясно. Домысливайте и стройте версии, а принимать решения будем вместе.
Сказав это, он улыбнулся и встал, давая понять, что разговор окончен. Вернувшись в свой кабинет, я долго смотрел на лежавшую передо мной папку — первое порученное мне дело. Переворачиваю обложку. С первой страницы на меня смотрит фотография молодого человека с повязкой на лбу. Волосы светлые, лицо овальное. Черты его лица крупные и правильные. Вероятно, его старили глаза — холодные и строгие, их взгляд был взглядом человека, знающего себе цену и умудренного жизнью. На плечах пыльник, на груди небрежно перекинутый шарф. С виду ему можно дать не более тридцати лет. Внизу надпись: «Зарницкий Франц, беженец из Чехословакии, по профессии художник».
Здесь же был указан и его адрес в Первом районе Вены, и краткое описание образа жизни. Следующие четыре листа были заполнены объяснением лейтенанта воинской части Кострова. По этому объяснению нетрудно было представить себе картину грехопадения лейтенанта.
Нарушив требования командования, лейтенант забрел поздно вечером в ночное кафе «Будапешт». Быстро опьянев, он попросил оркестр исполнить популярную австрийскую песенку, а затем под одобряющие возгласы присутствовавших австрийцев спел ее довольно приятным тенором. Потом он спел еще несколько песен, в том числе знаменитые «Очи черные», вызвавшие восторг подвыпившей публики.
Он уже рассчитался с официантом и оркестром и собирался уходить, когда увидел перед собой молодого улыбающегося незнакомца с листом нотной бумаги, на котором был нарисован его портрет во время исполнения песни.
— На память, — почти без акцента услужливо произнес незнакомец и добавил: — от Франца.
Присев к столу, он быстрыми уверенными штрихами закончил рисунок и, передавая лейтенанту свой дар, подкупающе предложил:
— Давайте выпьем… за искусство!
Тотчас же заказал коньяк и расплатился.
В затуманенной памяти лейтенанта сохранились весьма скудные воспоминания о Зарницком. Он припоминал, что Франц называл себя чехом, говорил ему, что окончил Пражскую Академию Художеств, что в Вене существует на средства от продажи картин.
Проснулся лейтенант в чужой квартире. Под боком лежала девушка.
Но зато с этого момента память лейтенанта оказалась настолько острой, что он запомнил все, что еще с ним произошло.
«Заметив, что я проснулся, — писал далее лейтенант, австрийка заговорила:
— Мы любить, хочешь, хочешь?
Быстро одевшись, я направился к выходу, но в соседней комнате столкнулся с Францем. Он рисовал. Обернувшись ко мне, спросил, как отдыхалось, и, прощаясь, твердо сказал:
— Заходи без всякого стеснения и не считай себя должником. Мы коллеги и обязаны понимать друг друга. Тем более, что выпить и переспать с девушкой у меня так же легко, как в Париже.
Он щелкнул пальцами над головой и крепко пожал мне руку».
К материалам дела был приобщен и пакет с портретом лейтенанта, подаренным ему новоявленным художником. В нижнем левом углу жирным шрифтом были выведены три буквы: «Фр. 3.» — Франц Зарницкий.
Далее шло несколько стереотипных заявлений жителей офицерского городка, в которых сообщалось о том, что их квартиры неоднократно посещала черноглазая и черноволосая австрийка, предлагавшая купить натюрморты. Но только один из числа всех этих заявителей, пожилой подполковник, утверждал, будто бы в нижнем левом углу картин стояли инициалы «Фр. 3.».
Остальные жители, по, их словам, не рассматривали картин.
К моему дальнейшему огорчению, описанная свидетелями внешность девушки, продававшей картины, совершенно не совпадала с внешним видом австрийки, известной теперь лейтенанту, которую он обрисовал голубоглазой блондинкой.
Последним документом в деле было подшито анонимное письмо. Его автор сообщал, что проживающие в Вене Зарницкий Франц и его натурщица Эльфи шпионят против русских.