Я хотела сказать, что сильно в этом сомневаюсь, но, взглянув на ее лицо, полное тревоги, предпочла воздержаться. Впервые за все время нашего знакомства я увидела, что ее решительность небезгранична и дерзкая уверенность, помогавшая ей выкручиваться из любых передряг, тоже имеет предел. Однако я знала, что, если бы Канделария имела возможность действовать, ее бы ничто не испугало: она отправилась бы на вокзал и провернула сделку, чего бы это ни стоило. Проблема заключалась в том, что на этот раз Канделария была связана по рукам и ногам и не смела уйти из дома, поскольку в любой момент могла нагрянуть полиция с обыском. Я понимала: если не буду бороться и не сделаю все от меня зависящее, для нас обеих наступит конец. Поэтому собрала неизвестно откуда взявшиеся силы и заставила себя забыть о страхе.
— Вы правы, Канделария, я справлюсь, не беспокойтесь. Но сначала мне бы хотелось узнать у вас кое-что.
— Спрашивай, детка, спрашивай, только скорее — до шести уже меньше двух часов, — поторопила она, стараясь скрыть облегчение.
— К кому попадет это оружие? Кто эти люди из Лараче?
— Тебя это не должно волновать, детка. Самое главное, чтобы пистолеты вовремя дошли до покупателя: ты оставишь их, где тебе скажут, и заберешь то, что нам причитается — тысячу девятьсот дуро, — запомни хорошенько и обязательно пересчитай деньги. А потом, как можно скорее, вернешься сюда, а я буду ждать тебя не смыкая глаз.
— Мы сильно рискуем, Канделария, — настаивала я. — Скажи мне по крайней мере, с кем мы имеем дело.
Она тяжело вздохнула, и ее бюст, едва прикрытый халатом, накинутым в последний момент перед выходом, поднялся и опустился, будто накачанный на несколько секунд насосом.
— Они масоны, — сказала мне Канделария на ухо, словно произнося какое-то страшное слово. — Приехали ночью из Лараче, так что сейчас скорее всего прячутся где-нибудь у источников Бусельмаль или в садах у реки Мартин. Они пробирались через территорию берберов, по шоссе слишком опасно. Так что, забрав у тебя оружие, вряд ли сядут на поезд, а доберутся обратно тем же путем, не заходя в Тетуан, — если, конечно, их, не дай Бог, не поймают раньше. Но вообще-то все это мои предположения, на самом деле я и понятия не имею, что на уме у этих людей.
Канделария вздохнула, глядя в пустоту, и опять зашептала:
— Единственное, что я знаю, детка — поскольку это вообще всем известно, — восставшие военные жестоко расправлялись со всеми причастными к масонству. Некоторых расстреляли прямо там, где они собирались; наиболее удачливые сбежали в Танжер или во французский протекторат. Других держат сейчас в Эль-Моготе и в любой день могут поставить к стенке. И возможно, кто-то прячется еще по подвалам и чердакам, трясясь от страха, что их выдадут. Поэтому мне не удалось найти покупателей в городе, но в конце концов я вышла на людей из Лараче, так что, думаю, именно туда попадут наши пистолеты.
Канделария посмотрела мне в глаза, серьезная и мрачная — такой я ее еще никогда не видела.
— Сейчас здесь творятся ужасные вещи, детка, — сквозь зубы произнесла она. — За любую неосторожность можно поплатиться жизнью. Много людей в последнее время погибло ни за что ни про что — бедолаги, которые в своей жизни никому не сделали ничего плохого. Так что будь осторожна, деточка, береги себя.
Я снова набралась мужества, пытаясь утвердиться в том, во что не очень-то верила:
— Не беспокойтесь, Канделария, у нас все получится.
Не сказав больше ни слова, я направилась к стене и, забравшись на скамейку, принялась карабкаться наверх с тяжелым и опасным грузом, крепко примотанным к моему телу. Канделария осталась внизу — стояла под виноградной лозой, не сводя с меня глаз и шепча молитвы.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, храни тебя Пресвятая Дева Мария.
Потом я услышала, как она звучно поцеловала пальцы, перекрестившись, — и это было последнее, что долетело до моего слуха. Через секунду я, как тюк, плюхнулась по другую сторону стены и оказалась во дворе магазинчика.