Взгляд Декстера потемнел и Лекси тут же пожалела о том, что так разоткровенничалась. Что снова ударила его по больному месту, сама того не осознавая.
«И часто я так делаю? Не думаю о том, что говорю?» — вдруг задумалась она, смутившись.
— Знаю. Но решение твоей матери — не твоя ответственность, — тихо сказал он. — И не твоя вина.
Она нахмурилась и опустила взгляд.
— Не уверена. Всю жизнь я была уверена в том, что недостаточно хороша для того… для нее. И для того, чтобы быть любимой. Что подвела ее, родившись такой. Понимаешь?
Ричард вздохнул и покачал головой.
— Ты это не выбирала. А она… — он задумался на мгновение, но все же спросил. — Она никогда не пыталась связаться с тобой?
Девушка закусила губу до боли. Сердце больно ударилось о ребра.
— Пыталась, — призналась она. — Несколько раз писала сообщения на дни рождения. Как-то раз даже позвонила. Зачем — сама не знаю. Все это было так… дико. Мне кажется иногда ее накрывает какое-то подобие чувства вины. Но я не готова узнать, так ли это. Я… это слишком больно.
Ричард кивнул.
— Понимаю. Мне пришлось вытерпеть немало дерьма, чтобы понять, что из себя представляет мой отец. Однако в твоём случае точно есть хотя бы второй родитель, который несомненно любит тебя. В этом плане мне повезло меньше — моя мама не дожила до моего взросления.
Лекс подняла на него затуманившийся взгляд, впервые даже не пытаясь скрыть перед ним свою слабость. К чему теперь эта ложь и утайки… К чему вообще хоть какое-то притворство?
— Ты хотя бы был на сто процентов уверен, что она тебя любит. Ведь так? — спросила девушка, неосознанно коснувшись ладонью его запястья.
— Одно из правил математики гласит: от перестановки слагаемых сумма не меняется. Даже забавно, у нас с тобой комплект из любящих и презирающих, — горько усмехнулся он. — Да, мама меня любила восемь недолгих лет. А у тебя еще есть шанс насладиться любовью отца дольше, чем был у меня. — Рич не отнял руку, наблюдая за движением ее пальцев своими холодными глазами. Казалось, его охватили воспоминания не менее печальные, чем ее мысли. И от этого стало ужасно больно. Как и от его слов.
— Любовью… — горько прошептала она, поглаживая пальцами пуговицу на его рукаве. — Ричард, скажи… помнишь наш разговор пару лет назад, когда ты спросил, почему я так жестока с отцом? Тогда я еще сказала, что это не твое собачье дело?
— Помню, — он осторожно взял ее за руку, игнорируя остывшую пиццу. Явно видел, что ей непросто дается этот разговор.
— Теперь я могу тебе сказать, почему. Если ты еще этого хочешь, — тихо сказала девушка, подняв на него глаза, будто его прикосновение добавило ей сил.
— Я слушаю, — Ричард некрепко сжал ее пальчики, отчего сердце на мгновение замерло.
— Я все детство обожала его. — горько улыбнулась Лекс. — Папа был моим супергероем. Высокий, красивый, сильный… Знаешь, как я хотела поскорее вырасти и показать ему, какая я умница? В моем детстве хороших моментов, связанных с ним было немного. Обычно он возвращался домой далеко заполночь. Иногда и вовсе оставался ночевать на работе. Я же ловила каждый момент, когда он был рядом. Всегда старалась для того, чтобы он мог гордится мной. Училась лучше всех, была пай-девочкой, ни с кем не спорила. Даже с этой твоей шваброй Даяной. Все, чего я хотела — чтобы папа, единственный родной человек, был рядом со мной. Играл со мной. Восхищался. Хвалил. Но он всегда приходил домой уставший. Максимум на что его хватало — короткие объятия и очень вымученная улыбка.
Девушка сглотнула, чуть крепче сжав его руку. Ей хотелось чувствовать, что он и в самом деле здесь. Что слышит ее. Не осуждает. И никуда не уйдет. Но Лекси хоть и чувствовала тепло его ладони, понимала, насколько это временно. Что в самом деле весь этот их разговор закончится ничем. Но не могла замолчать. Тем более, когда он так внимательно смотрел на нее, когда в ответ так же сжал ее ладонь.
— Какое-то время я довольствовалась этим. А потом… Потом появились истории о путешественниках во времени. Страшные сказки, ради которых он старался приходить домой к моему сну. Первое время я была счастлива, но потом… боялась до чертиков. Того, что меня тоже это ждет. Пытки, похищение, издевательства… Нет, он не рассказывал мне так много… но я очень многое слышала в школе, — сказала она, поймав его удивленное выражение лица. — А еще позже я стала расти, Ричард. Мне стало мало его сказок. Мало его времени. Мало присутствия в моей жизни. Ты считаешь меня эгоисткой? — она глубоко вздохнула и опустила глаза на их руки.
Он молчал около минуты, вероятно впервые подбирая слова для ответа.
— Наверное, это нормально для девочки-подростка. Я никогда не был родителем, но на мой взгляд со стороны… я считаю, что Иэн хорош в своей роли. Твой эгоизм имел право на жизнь в подростковом периоде… А ты и сейчас чувствуешь тоже?
Она уставилась в окно, на проезжающие мимо машины. Солнце медленно двигалось к горизонту, и ей до боли хотелось, чтобы оно никогда не зашло.
— А как ты думаешь? — хрипловато спросила она. — Я никогда не знала, что он чувствует. И не один десяток раз пыталась с ним поговорить. Понять. Найти хоть что-то, что будет нас связывать. Раз он так меня любит, как ты говоришь — почему не пытается сделать того же в ответ? — девушка перевела на него взгляд, не сдерживая скопившуюся в уголках глаз влагу. — Почему именно я, все еще ребенок по вашим меркам, прикладывала все усилия, чтобы он обратил на меня внимания? Знаешь, твой отец хоть и тот еще кусок дерьма, но ты хотя бы точно знаешь его отношение к тебе. А с моим… все не так однозначно, — тихо произнесла девушка, поджав губы.
Рыдать в голос не хотелось, но эта внезапная откровенность была сильнее и важнее прежней стены, что так легко рухнула в ту неделю перед балом. Теперь ей было трудно говорить с ним искренне, обнажать всю душу, но она старалась. В самом деле старалась быть с ним рядом настоящей.
— Ты выбрала тактику, которая не может дать тебе желаемое, Лекс, — тихо и очень мягко ответил Ричард, — пока все, что видел я, так это твои попытки доказать, что ты взрослая. Попытки, понимаешь? Взять хотя бы ту же стрижку. Ты знала, насколько это опасно, знала какую реакцию получишь от отца, но сделала это без лишних сомнений. Показательная акция бунтующего подростка, но никак не взрослого человека. Я слышал обрывки ваших ссор и разговоров в разные периоды жизни, и знаешь, что заметил? Ты никогда не пыталась посмотреть на ситуацию его глазами. Думаешь, ты одна жила в вечном страхе?
Лекси поморщилась и хотела было вставить слово, но он не позволил ей этого.
— А представь, каково растить ребенка, которого в любой момент можешь потерять? Не представляю, какое напряжение и страх преследуют его на протяжении всех этих лет. Не говоря уже о том, с какой болью он столкнулся от предательства твоей матери, — Ричард глубоко вздохнул и посмотрел ей в лицо, а после слабо улыбнулся и покачал головой. — Только не надо воспринимать мои слова как упрек в твою сторону — твоей вины в его бедах нет. Он сам избрал свою дорогу, и идёт по ней так, как умеет. Если подойти к разговору с этой точки зрения, возможно, все можно было бы наладить. Одно я знаю точно — Иэн любит тебя.
Каждое его слово отзывалось тупой болью в груди. И не воспринимать их как упрек было тяжелее, чем каждую его остроту в ее сторону. Он бил метко. Рвал в клочки ее душу, испепелял каждый аргумент, что рождался в ее сознании. Ей хотелось спорить. Хотелось выкрикнуть что-нибудь в свою защиту. Хотелось доказать ему, что он не прав.
По привычке.
Потому что так было проще. Не обдумать все как следует, не принять к сведению, а защититься. Поставить перед собой броню и показать всем, какая она сильная, вместо того, чтобы признать простой факт — слабости не делают ее хуже.
Лекси не смотрела на него. Молчала ужасно долго, переваривая все, что он сказал. Мимо все так же проезжали машины, а город медленно погружался в золотые краски. Люди, проходящие мимо ресторана, громко смеялись, не имея ни малейшего понятия о том, какой бедлам творится внутри ее головы.