Он прошел больше километра, когда навстречу один за другим наконец проехали сразу два динокара и пыхтящий грузовик. Водители даже не взглянули на одинокого путника. Спустя еще пару километров сзади появилась попутка — тоже грузовик, грязный, рассыпающийся на ходу монстр.
Приняв надменный вид, который вызывал трепет у любого сирианца, не облеченного властью, Моури махнул рукой. Грузовик, под завязку набитый овощами, рывком остановился, утонув в клубах вонючего дыма. В кабине сидели два нечесаных оборванца в грязной мешковатой одежде.
— Я государственный служащий, — высокомерно сообщил им Моури. — Мне надо в город.
Пассажир открыл дверь и сдвинулся к водителю, освобождая место. Моури кое-как втиснулся на сиденье, чересчур узкое для троих. Чемодан он положил на колени. Грузовик, громко фыркнув, тронулся.
— Вы, должно быть, из Машама, — рискнул начать разговор водитель. Сирианец, оказавшийся посередине, молча поглядывал на чемодан.
— Верно. Выдаем себя первым же словом, да?
— А я вот в Машаме никогда не был, — продолжил водитель с певучим акцентом, присущим жителям Джеймика. — Хотел бы съездить разок… Говорят, там хорошие места. Правда, Снат? — Он толкнул приятеля локтем.
— Угу, — пробормотал тот, по-прежнему разглядывая чемодан.
— А еще в Машаме, да и на Диракте вообще, поспокойнее, чем здесь. Может, там я устроился бы получше… А то сегодня плохой день выдался. Просто отвратительный. Правда, Снат?
— Ага, — подтвердил тот.
— Почему? — поинтересовался Моури.
— Да эта развалюха уже три раза ломалась! И дважды застревала в болоте. Последний раз пришлось полностью ее разгрузить, а потом запихивать все обратно. Та еще работенка. — Он сплюнул в окно. — Правда, Снат?
— Ага.
— Да, не повезло, — посочувствовал Моури.
— Да и вообще нас всех сегодня порадовали, — сердито выпалил водитель. — Хотя вы и сами знаете.
— О чем? — уточнил Моури.
— Новости не слушали, что ли?
— Я в лесу с самого рассвета. Там новости не передают.
— По радио в десять часов сообщили, что опять увеличивают военный налог. Как будто мы мало платим! А в двенадцать передали, что в небе шныряет корабль этих проклятых спакумов. Хотели, наверное, смолчать, да не удалось — все слышали, как по нему палят. Люди ж не глухие, и глаза у нас есть, а он висит тут прямо над крышами. Правда, Снат?
— Угу, — буркнул тот.
— Нет, вы представляете?! Паршивые спакумы летают над самой головой! Ясно ведь, зачем прилетели — ищут цель для бомбежки. Хоть бы наши его вдребезги разнесли!..
— Так им и надо! — в ложным приступе патриотизма воскликнул Моури и толкнул соседа в бок. — Верно?
— Угу, — буркнул Снат.
До самого города водитель не затыкался, жалуясь на тяжкую судьбу, кривые руки автомехаников, трудности военного положения, а заодно поражаясь наглости вражеского корабля, летавшего над Джеймиком среди бела дня. Все это время Снат буравил чемодан Моури глазами и односложно угумкал, если к нему обращались.
— Высадите меня здесь, — сказал Моури, когда они миновали окраинные улочки и въехали на широкий проспект. — Долгих лет.
— Долгих лет, — отозвался водитель и покатил дальше по своим делам.
Моури задумчиво наблюдал, как колымага исчезает за поворотом. Что ж, первое испытание он прошел. Ни водитель, ни Снат не заподозрили, что он тоже спакум, то есть клоп (так здесь пренебрежительно именовали землян). Кличка ничуть его не оскорбляла — он проникся новой личностью и стал считать себя Широм Агаваном, урожденным сирианцем.
Перехватив поудобнее чемодан, Моури зашагал по улице.
Он был в Пертане, столице Джеймика, — крупнейшем городе планеты с населением около двух миллионов. В военном и административном центре, самом сердце противника.
А еще в опаснейшем месте для землянина-одиночки.
Он бродил по центральным улочкам до самых сумерек, присматриваясь к местности и подыскивая отель. Наконец остановил свой выбор на небольшой гостинице, расположенной в стороне от шумной магистрали. Это тихое скромное место станет неплохим убежищем на первые дни, пока он не подыщет что получше. Однако заходить внутрь Моури не спешил.
Сперва надо убедиться, что с удостоверением личности все в порядке. Его снабдили самыми достоверными копиями документов Сирианской империи годичной давности. Однако за это время могли произойти какие-нибудь изменения. Предъявить устаревший паспорт — значит выдать себя с потрохами.
Случись это в отеле, бежать будет некуда: дверь — где-то там, за спиной, а вокруг полно сирианцев. На открытой улице он еще сможет удрать: если не косолапить, как местные, за ним и черт не угонится.