Милуш засыпал вопросами о семье, здоровье, нравится ли ей работать во дворце, как там справляется 9Дан, нет ли каких слухов – в общем все то, что её бесило на данный момент. Она поглядывала на Трамиша, безмолвно приказывая убраться восвояси. Светская беседа с надзорником затягивалась, но снежная башка невозмутимо стоял и терпеливо ждал своей очереди.
Наконец лживое дружелюбие с её стороны и пристрастный допрос со стороны Милуша закончились. Добрянка поскорее втиснулась в лифт, чтобы не напороться на ещё какую-нибудь болтливую персону. А так ведь вполне могло случиться! Всегда, когда меньше всего хочешь встретить кого-то, натыкаешься именно на него.
В лифте тоже висели листки с просьбами сообщить, если что-то известно о местонахождении того или иного человека. Вот ведь придумали! Смотреть на них, когда едешь на работу, и пялиться, когда усталый катишься домой. Как будто своих неприятностей мало!
Не заходя в кабинет отца – поприветствовать можно и потом, – она проскользнула, насколько ей позволяло тучное тело, в свою спальню. Не терпелось вернуться к исследованиям. Недавно она скопировала задачу, над которой бился куратор Бумбах, и теперь сама не могла уснуть, не проведя пару-тройку часов за попытками её решить.
Она села за стол и достала банк данных. Слава маховику, личной информации у неё было немного. Банк данных Ги, например, просто лопался от всякой чепухи. Он с каждым болтиком себя запечатлевал. Рисунки свои сохранял, по-глупому их подписывая, вроде "В погоне за солнечной тенью". Кому вообще нужны эти картины? Давно доказано, что искусство не имеет ценности. Ги мало того, что время попусту тратил, он ещё этим хвалился, барахольщик недоделанный!
Так! Добрянка потерла виски, чтобы успокоиться. Этот Ги выводил её из себя, даже когда его рядом не было. Нужно сделать побольше, пока отец не обнаружил возвращения дочурки и не принялся её отвлекать. Пока что удалось разобрать самую малость.
Бумбах использовал свои значения или же переименовал существующие, чтобы до его вычислений никто не добрался. К тому времени, когда Добрянка поняла, что лучше бы ей в это не впутываться, она уже зажглась идеей, по инерции которой теперь и двигалась.
Она ввела код доступа и отправила запрос. Секунду спустя послышался свист и грохот. Из трубы возле стола высунулся свиток. Оперативно сегодня сработали! Добрянка взяла его, отметила документы из списка, которые хотела бы получить, и отправила обратно. Еще полминуты. Один за другим появлялись сложенные в трубочку листы. Последней пришла копия снимка, который юная госпожа умудрилась сделать и не попасться. По завершению исследований она должна была вернуть свои документы в общую базу данных, как того требовал порядок, потому Добрянка старалась раскручивать листы аккуратно.
– Не моя ли любимая дочка домой, как вор, прокралась? – ворвался в спальню Брака Морок. – И не зашла обняться! Ко мне с минуты на минуту придет гость, так что мы можем сегодня больше и не увидеться!
Вот ведь! Забыла дверь запереть! Добрянка спрятала изображение, но Морок успел его приметить.
– Что это у тебя? – склонился он к дочке.
– Ничего… Проект…
– Милая, ты же знаешь, – усовестил он. – Что мы делаем с работой?
– Оставляем на работе?
– Именно! Ничего касающееся разума Механизма и других его частей не должно выноситься за стены дворца. Это наказуемо!
– Да у меня ерунда!
– Неужели? Покажи-ка!
Добрянка повиновалась. На слегка расплывшейся фотографии разглядеть уравнение так просто не получится, особенно если смотреть на него сквозь темные очки, которые отец снимать не собирался.
– И что же это? – приподнял брови господин Морок. – Точно твое?
– Почти, – созналась она.
– Это общий проект с кем-то?
– Вообще-то это записи куратора… Мне просто… – начала оправдываться она. – Да и все равно, он постоянно что-то в них меняет... это уже и неважно...
Врать отцу конечно можно, но вот мэру лучше сказать правду.
– Ты украла его вычисления? – потянулся к банку данных Морок, при этом в голосе его появилась холодность. – Хочешь за стены Механизма, дорогая?
Добрянка побледнела. Раньше наказание казалось ей далеким и сказочным, но теперь, когда страшные слова слетели с уст её собственного отца, по спине пробежали мурашки.