– Отмените автономный режим!
– Никак не можем, – хлопнул он в ладоши и слащаво улыбнулся.
– Почему?
– Нам нужен указ свыше, – он ссутулился, словно готовился схлопотать по полной.
– Разве он не поступил? – удивился 9Дан и в ответ получил моток головой. – Даже если и так! Там же человек! Он погибнет!
– Ничего не можем поделать, – заговорили они в унисон. – Нужен указ сверху! Нужно разрешение начальства.
Спорить с ними – время терять. 9Дан бросился обратно к лифту. Нога заныла, а сам он запыхался, но необходимо было снова найти Браку Морока и уладить возникшее недоразумение.
Он добрался до толпы, но почувствовал неладное. Слишком тихо. Юный господин притормозил и неожиданно увидел, как задвигалась ширма.
Вокруг царило безмолвие.
Раз! – и одно маленькое красное пятно на прозрачной стенке. 9Дан подался назад, но не удержался на ногах и шлепнулся на задницу. Дыхание словно украли. Два! – и красное пятно превращается в след, который тянется за раскрывающейся ширмой.
На город опустилась тьма. Ненадолго. Вот уже зажигаются фонари, не такие яркие, как солнечный свет, но жить при них можно.
– До чего скверное событие... – заговорил мэр.
Громко, но 9Дан слышал его частично. В ушах застряли остатки недавней тишины. Брака вещал в рупор и так сильно привлек к себе внимание, что толпа его окружила.
– В такие времена наш город нуждается в героях… – он сглотнул. – Героях вроде него!
Теперь он тыкал пальцем в стену купола, и аудитория снова глянула на место трагедии.
– Конечно, его семья получит вознаграждение…
9Дан выискивал глазами Трамиша.
– Это ничто в равнении с потерей мужа и отца… Рабочие часы за год… Лишний паек на целых пять лет…
Мать подвальщика лежала на полу и вопила нечеловеческим голосом. Её слезы текли ручьями и казались такими горячими, что вот-вот прожгут пол.
– Простите за ужасное выступление… Я в таком смятении…
Трамиш задрал голову и думать не желал благодарить мэра за щедрость, а глаза ему закрывал тенью застывший позади него человек. Неужели Ги?
9Дан почти встал, хоть ноги и подкашивались, но Добрянка присела на корточки, схватила его за плечо и остановила.
– Ты как? – сказала она, протягивая ему трость. – Что такое? К Трамишу что ли намылился? Не надо! Ты совершенно не умеешь утешать. Ги справится. Пойдем лучше домой. Думаю, на сегодня достаточно эмоций.
О ценностях и мусоре
Тот самый Ги
Ги больше любил ночь. То время, когда тьма лучше всякой маски. Ходишь, прячешься – делаешь, что пожелаешь. Когда свет снова озаряет лицо, оно становится таким же, как и вчера. Словно все, что ты натворил, исчезло вместе с мраком.
Он тащил на прогулки Трамиша, но тот не терпел ночи, так же как и дня, пусть и жил в унылых трущобах первого уровня. Подвальщик предпочитал короткие моменты перед восходом, когда солнце еще только высовывалось из-за горизонта, и перед закатом, когда оно убиралось прочь, но его лучи скользили по небу. Так что Ги если и шатался, то в одиночестве. На самом деле, сегодня он не хотел никаких вылазок, но обстоятельства вынудили.
Ги жил в стареньком ветхом сооружении в самом конце переулка. Прежде чем дойдешь, заблудишься раз сто. Здание планировали сносить, ибо раньше оно считалось пристройкой для хранения всякого житейского хлама, но сейчас в нем не нуждались. Нуждались в ремонтной мастерской. «Здесь всего-то одна комната для сна, еды и приема гостей, – подумал однажды Ги. – Неужто помрут, если не выдворят нас отсюда?»
Его мать, Хоршу, выгнали подальше от благовоспитанных людей из-за одной истории, древней как мир и, по всей видимости, такой же незабываемой. Ги частенько слышал вслед от старожилов: «Ги? Тот самый Ги?» Хотя ни единая душа не предъявляла доказательств того, что он действительно тот самый, что бы это ни значило. На него странно косились, за его спиной шептались. Его побаивались. Родители запрещали своим кровинушкам с ним связываться. В школе он буквально заставлял детей играть или даже разговаривать с ним.