В судьбе поистине талантливого танцовщика четпке прослеживается роковая предопределенность. Угадывается заложенная свыше программа, по которой он должен был полжизни осуществлять свою духовную миссию, полжизни — искупать тяжелую карму. И не важно, страдал ли он на деле шизофренией или маниакально-депрес-
сивным психозом с редкими и короткими ремиссиями. Сумасшествие как расплата за гениальность— одна из кардинальных тем искусства XX века. Именно интеллектуальнейший Томас Манн в своем романе «Доктор Фаустус» напишет, что настоящий художник— или убийца, или брат сумасшедшего.
Повстречал Нижинский и Дьявола-искусителя, обещавшего мировую славу взамен дуШи. Пассивно подчиняясь ему, тем не менее Вацлав договор с ним не подписал. Подобно манновскому Адриану Леверкюну, он удрал от него в болезнь…
Как отметил Ричард Бакл, исследователь творчества и биограф Нижинского, десять лет прошло с момента его рождения до поступления в хореографическое училище, десять он обучался балету, десять выступал на сцене, а потом около тридцати жил в своем мире, куда проникнуть не смог никто. Ни жена Ромола, ни дочери Кира и Тамара, ни сестра Бронислава, ни бывшие коллеги, в течение долгих лет надеявшиеся на его выздоровление. Бессильным перед судьбой оказался даже всемогущий Сергей Павлович Дягилев, его Бог, его Дьявол. Он всегда, вплоть до кончины, винил себя в трагедии Нижинского— обожаемого танцовщика и любимого человека. Нижинского консультировали светила психиатрии и психоанализа, его возили по святым местам, включая Лурд. Разочаровавшись в традиционной медицине, родные и близкие возлагали все надежды на чудо. Или же целительную силу искусства, словно курс шоковой терапии. Его водили в театр, заставляли слушать музыку, под которую он когда-то танцевал. Иногда Нижинский неожиданно давал ценные профессиональные указания, а потом сразу погружался в свой мир. Как-то, пытаясь пробудить его память, последний дягилевский питомец Сергей Лифарь танцевал перед ним «Призрак розы». Нижинский, до того безучастно сидевший на кресле, вдруг встал и прыгнул. Приглашенный фотограф успел запечатлеть его последний прыжок. Но не подействовало даже искусство, по сути единственная настоящая религия Нижинского. Безнадежность положения понимал даже сам Нижинский. Еще в 20-е годы, на предложение Дягилева снова выступать с Русским балетом, он ему разумно ответил: «Я не могу танцевать, я сумасшедший».
Рожденный для танца
Все неоднозначно в судьбе Вацлава Нижинского. До конца неизвестна даже точная дата его рождения — не то 12 марта, не то 17 декабря 1889 года. Некоторые энциклопедии указывают 1890-й год. Достоверно лишь то, что он родился в Киеве и намного позже был крещен в Варшаве в костеле Святого Креста, где захоронено сердце Шопена. Во время обряда крещения уже подросшего малыша невозможно было удержать на месте. Когда священник дотронулся до его щеки, он запротестовал, словно не желая принять крещение. Обряды и в дальнейшем не будут играть существенной роли в его жизни. Впоследствии Нижинский нехотя ходил на исповедь, считая, что нельзя чужому человеку, каковым является ксендз, излагать самое тайное и сокровенное.
Вацлав был вторым ребенком в семье странствующих польских профессиональных танцовщиков Элеоноры и Томаша Нижинских. В их биографии также было немало странных и трагических событий. Полную противоположность представляли собой его родители, хотя у обоих было предостаточно чисто польского гонора, силы воли. Его мать (в девичестве Береда) была светловолосой и зеленоглазой, изящной набожной женщиной, которая в семилетием возрасте осталась круглой сиротой (некоторые из биографов утверждают, что ее отец был азартным игроком и, проиграв состояние, застрелился, а мать вскоре умерла от горя). Против воли старших братьев она стала танцовщицей, что тогда считалось страшным позором. Томаш же был на пять лет моложе ее и также по собственному желанию самостоятельно пришел в балет. Он был сильно влюблен в Элеонору, которая, учитывая разницу в возрасте, долго не решалась выйти за него замуж. И только угроза, что он застрелится (его многие звали «бешеным») или убьет ее, заставила девушку согласиться на брак. Томаш, высокий, скуластый и кареглазый брюнет, слыл темпераментным красавцем и был одним из лучших характерных танцовщиков провинции. Честолюбивый и одаренный, он вскоре стал и балетмейстером, обожал ставить феерические представления в цирке. Томаш Нижинский был непревзойденным мастером гопаков и мазурок. Именно от отца унаследовал Вацлав не только слегка восточную внешность (скуластое лицо с раскосыми карими глазами), но и необыкновенно высокий природный прыжок, который потом позволит ему стать «гением воздушной стихии». Как Нижинский-младший, в те годы не «летал» никто. Зависая в воздухе, он приземлялся подобно грациозной кошке, еле касаясь планшета сцены. Когда его попросили раскрыть технику такого прыжка, Вацлав чистосердечно ответил, что никакого секрета тут нет — просто надо прыгнуть и задержаться в воздухе. Как еще объяснить Божий дар?! К тому же он был наделен сценическим магнетизмом, действовал на зрителей подобно наркотику.