— Хо! — Говорит сам себе Седайко Стюмчик, и, не успевшие сориентироваться, жители помойки падают замертво, сраженные мощной волной вони, идущей из пропервитиненного нутра наркомана.
— Полукаличная! — Раздается рык Седайко Стюмчика.
— Ветер оттуда пахнет терками!..
Он тушит бычок о пробегающую мимо него в панике полудохлую крысу, кладет его в карман.
— Что приготовил ты мне, мусорный контейнер?! — Строго вопрошает Седайко Стюмчик, и от звуков его голоса осыпается ржавчина.
— Бытовухой ли ты наполнен, или содержишь в чреве своем милые моему сердцу терки?! — От этих слов колесики мусорного бака в страхе подгибаются, и его крышка откидывается с мелодичным звоном, как у музыкальной шкатулки с драгоценностями, обнажая скрытые доселе внутренности.
— Ну, где мои драго-ценности? — Седайко Стюмчик строго окидывает суровым взором трепещущие органы помойки. Вооружившись одноразовым деревянным шпателем Седайко Стюмчик опирается животом о металлический уголок, опоясывающий верхний периметр мусорного бака, не обращая внимания на голубиное говно, обломки ампул, талоны на посещение врача и прочее дерьмо, которое к нему прилипло.
— Скажите «А-а-а!» — Приказывает Седайко Стюмчик, и помойка послушно издает требуемый звук. Седайко Стюмчик немедленно отжимает язык контейнера и погружается в него по пояс.
Сторонний наблюдатель видит лишь болтающиеся в воздухе ноги Седайко Стюмчика и его тощую жопу, служащую отпугивающим маяком для других охотников за терками.
Глаз Седайко Стюмчика моментально классифицирует все находящиеся в его поле зрения комочки бумаги: это талон, еще талон, это анализ мощи икала, а это — терка!
Подавляя тремор, пальцы разворачивают терку. А она распадается на несколько не подлежащих соединению кусочков.
— Рвач. — Констатирует Седайко Стюмчик. Он разглядывает личнуху на бывшей мазовой терке и выясняет, что рвачем в этой полукаличной работает некий терапевт Головко.
Рвачи — личные враги наркоманов. Вместо того, чтобы пачками спускать терки в мусорные ведра, они с особым ожесточением рвут их на мелкие кусочки. Многие из них специально дежурят у окон полукаличной, выходящих на мусорку. Им доставляет наслаждение смотреть на венораздирающие картины, когда торчок вытаскивает рецепт, разворачивает… И падает, захлебываясь в слезах и соплях жалости к неповинной терке. А рвач, злорадно потирает ручонки, все в бумажном крошеве от покойных рецептов и вызывает мусоров, чтобы те свинтили любителя рыться в помойках.
— Козел. — Кулак Седайко Стюмчика дотягивается сквозь стекла, этажи и перекрытия полукаличной и впивается в яйца рвача Головко. Рвач Головко теряет ошметки человеческого сознания и реинкарнируется в фен для завивки лобковых волос, не успев прозвониться к стремному полису.
А Седайко Стюмчик продолжает миссию спасения терок.
Следующая терка аккуратно сложена кульком. Ее недра высыпают сигаретный пепел и бычок со следами губной помады. По центру красуется выжженная гаснущим окурком рваная дыра. С личной печати ехидно ухмыляется врач Игнатова.
— Сука.
Наконец Седайко Стюмчику везет. Развернутая терка радует глаз всеми тремя колотухами. Она сияет девственной белизной, лишь на месте фамилии больного написано несколько букв. Они совпадают с началом фамилии врача на личной печати.
— Предчувствия меня не обманули! — Торжествует Седайко Стюмчик. Он начинает методично перекапывать внутренности помойки, не обращая внимания на ее понурое рычание и попытки сблевнуть. Струны с контролем, порожние стекла, фантики от лекарств кружатся в мощной воронке, закрученной Седайко Стюмчиком. А сам он, как хамелеон, готов в любой момент выстрелить своим липким языком, чтобы на его кончике затрепетала свежевыловленная терка.
Среди бумажных волн выплывает пятикубовый баян. Он тоже оприходован недреманным оком Седайко Стюмчика.
Наконец, все в помойке перевернуто вверх дном. Каждый клочок бумаги по несколько раз просканирован и просвечен рентгеном и инфразвуком. Больше здесь терок нет. Зато карманы Седайко Стюмчика полны этих мятых прямоугольников.