Мальчик в трущобах.
Холодный северный ветер врывался на узкие улицы Альгейза, столицы одноименного королевства, поднимая в воздух пропахшую нечистотами пыль. Королевство Альгейза всегда имело третий, низший класс среди вассальных имперских земель, однако пока Империя была сильна, эта область процветала. Через нее проходил один из не слишком важных в масштабах всей Империи, но все же достаточно крупных торговых трактов, уходивших дальше на север, в область бескрайних горных хребтов. В тех краях обитали «железиты», люди к которым коренные имперцы относились с некоторой долей презрения, из-за того, что те не уважали искусства самостоятельного покорения сил «мифа», вместо этого создавая различные механизмы, выполнявшие за них все работы. Впрочем, презрение не мешало им с удовольствием закупать металлы и редкие минералы у своих северных соседей, и пока эта торговля была жива, Альгейзу перепадал солидный кусок от нее. На фоне реформ Императора, строго ограничивавшего поборы на местах, жители постепенно богатели вслед за своим городом. Империя пала. Торговля с «железитами» прекратилась. Это крайне не понравилось местным властителям, уже привыкшим к хорошей жизни, и те решили действовать, сразу увеличив налоги едва ли не в десять раз. Несмотря на уверения, что все средства уходят на развитие города и его спасение от некоего кризиса, за прошедшие несколько десятилетий от процветающего края осталась лишь его бледная тень. Порядком обнищавшее население даже не могло сбежать в соседние королевства, удерживаемое жестокими законами, запрещавшими людям покидать пределы страны без выплаты особого налога, оказавшегося для большинства неподъемным. Нет, были конечно и те, кто могли себе это позволить, продав почти все свое имущество, но кому они будут нужны в других землях, без гроша в кармане? Оставалось лишь гнить в умирающем королевстве, с печалью созерцая жирующую знать на фоне полуголодной толпы. В одном из глухих уголков города, в котором местные стражники никогда не появлялись, группа подростков глумилась над изможденным, едва живым мальчиком. Судя по виду, тот уже давно голодал, и потому дать отпор четырем, пребывающим в куда как лучшей форме сверстникам, он не мог. Они пинали его, по едва закрытому рубищем телу, глумливо хохоча, и периодически выкрикивая оскорбления. -Эй, чародей! Наколдуй что нибудь! -Ха, да не может он. Жалкий калека! -Бей его, бей. Будет знать, как на глаза хорошим людям показываться, уродец. Скорчившись на земле, мальчик молча принимал удары. Даже сил стонать не осталось. Смерть уже нависла над ним, занося свой инструмент над тонкой шеей. А ведь в чем была его вина? Караулил у задних дверей корчмы, ожидая когда наружу вынесут помои. Кто же знал что туда заглянет сынок корчмаря, этот раскормленный ублюдок. Они оттащили его подальше, дабы не тревожить почтенных посетителей заведения, и методично избивали. Им не было разницы, что будет с этим оборванным жалким бродяжкой дальше. Он не заметил когда они ушли. Тело давно не ощущалось, и почему то это вызывало не страх, а надежду. Надежду на избавление от этого кошмара. Жизнь уже угасала в утлом тельце. И в этот момент, откуда-то с окраины мира, долетел порыв ветра, увлекающий за собой одну беспокойную душу. С силой швырнув свой груз, ветер «мифа» забросил душу прямиком в умирающее тело. Тело, получив неожиданный заряд силы, выгнулось дугой и мелко затряслось, будто пытаясь изгнать из себя вселившуюся в него инородную сущность. Из открытого в немом крике рта вырывался глухой хрип. В какой то момент все закончилось, и тело вновь рухнуло на землю. Умирать оно в ближайшее время точно не собиралось. Артур проснулся от пронизывающего все тело холода. Земля, особенно холодная в это время года, невероятно быстро вытягивала живительное тепло, лишая подвижности. Промедление означало смерть, и раз он не умер после такого жестокого избиения, умирать от холода было бы глупо вдвойне. Преодолевая адскую боль в конечностях, мальчик поднялся на ноги. Его ощутимо пошатывало из стороны в сторону, словно мертвецки пьяного. Опираясь на стены, он ушел по пустым улицам, двигаясь больше на рефлексах, чем по велению усталого разума. Раньше эта улица считалась весьма престижной. Немудрено. Даже в темные годы человечества, все ценили работу ремесленников «мифа», способных заточать эту непослушную силу в предметы, которые мог использовать даже совершенно лишенный дара человек. Судя по всему, новая эпоха была даже темнее тех лет, потому что сейчас это место превратилось в трущобы. Мать и отец Артура были этими самыми ремесленниками, в народе чаще называвшимися не иначе как «чародеи». Даже после падения Империи чародеев долгое время никто не трогал. Пока король и его прихлебатели не приняли закон, отменявший имперское постановление о запрете работорговли. На чародеев Альгейза оказывалось нехилое давление. Власть имущие убеждали их всеми доступными методами начать производство запрещенных ранее «рабских ошейников», ломавших человеческую волю и превращавших людей в беспомощных марионеток. Самые влиятельные чародеи не допускали и мысли о том что это возможно, и остальные следовали их примеру. Потому, король не нашел ничего более логичного, чем ликвидировать лучших чародеев королевства, в угоду своим безумным идеям. Взрыв боевого артефакта навсегда оборвал жизни отца Артура, двух старших братьев и матери, прикрывшей своим телом младшую сестренку, которую это нисколько не спасло. А сам он... остался калекой. Чародей с поврежденной душой, не способной воспринимать «миф» и манипулировать им. Добравшись до руин своего дома, мальчик наклонился, и с трудом отодвинул несколько досок, открывая черный зев уходящего в подвал лаза. Дом почти уничтожил взрыв того артефакта, но подвал остался цел, и уже год как спасал жизнь последнего оставшегося в живых члена семейства. Внутри было темно, но за долгое время обитания тут Артур уже привык ориентироваться на ощупь, быстро найдя соломенный тюфяк, и рухнув на него грудой плоти. В подвале было тепло. Уж куда теплее, чем на улице, и Артур подозревал, что этому способствуют чары, обогревающие пол первого этажа, и все еще выполняющие свою роль, несмотря на состояние здания. Тяжелый сон навалился неожиданно, сминая вялое сопротивление. Он ст