В оба глаза и третьим глазом, сердцем, смотрел я на свою боевую кавалерийскую шашку. Пламя притухающих на пустыре костров, у которых, наверно, уже спали наши умаянные родители, как далекое знамя, отсвечивало мне в глаза с сине-замазученной стали. Шашка была въедливая и злая. Она явно знала свое дело. В мягко округленной, как подшейная впадина, ложбинке, наверно, для стока крови, я приметил рубиново просверкивающую ржавчину. Мне показалось, что это кровь. Настоящая кровь. И все во мне взбурлило.
Я слышал, как немо проламывается сквозь ночь, наплывает издалека, сжимает и обнимает меня со всех сторон топот. Лавинную копыть кованых коней Увидел этих коней, буланых и в яблоках, с распущенными по ветру гривами и хвостами. Они скакали на меня, кажется, с самой луны. И сама луна была крест-накрест взята в клинки, как переспелая желтая тыква.
Не успел налюбоваться на эту располовиненную тыкву-гарбуз, как услышал какой-то непонятный приглушенный вскрик, словно эхом донесенный до меня и не с луны. Вскрик-стон земной за спиною у себя, от наших соток и хат, от дуба возле копанки, где мы обсуждали свои планы. Голос человеческий я услышал.
— Там кто-то есть. Там кто-то есть. Вы слышите, — закричал я и взмахнул шашкой, готовый идти и рубить, колоть, кто бы там ни был.
— Где, где? — с той же готовностью отозвались полностью подвластные своему оружию мои приятели.
Мы цепью двинулись к дубу. Цыган с Протуберанцем — острием штыков руша, вспарывая ночь, я — пластая ее шашкой, Но Пасаран, как командир, с пистолетом, невидимо держа его у правого бока. Обошли дуб со всех сторон.
— Шпион несчастный, — сказал Протуберанец, — как врежу сейчас прикладом меж глаз, рубины посыплются. Никого нет.
— Но был. Честное ленинское-сталинское, кто-то был. Я слышал крик и топот, как конский скач.
— Конский скач. Сам ты корова добрая. Гляди, роса на месте. Круг возле дуба темный — это мы прошли, росу сбили. А где же еще следы?
Других следов и правда не было. Но кто-то все же кричал. Не конь, не корова, кто-то другой был там. Тот крик еще и теперь не погас в моих ушах. Я слышал его. Не сам крик, а то, как у меня дрожат перепонки. Крика уже нет, а перепонки еще ходуном ходят. И сердце, как мышиный хвостик, дрожит, торопится.
— Никого нигде нет, все спят, как пшеницу продавши. А у меня тут еще есть. — И Но Пасаран запустил руку в дупло дуба. Поскребся там и один за другим начал вытаскивать маслянисто-желтые прямоугольные бруски. Кто не видел и не знал раньше, что это такое, мог бы сказать: мыло. Но мы видели и знали — тол, взрывчатка. И в каждой с наш палец — дырочка для капсюля. Когда Но Пасаран кончил колупаться в дупле, хотел отряхнуть от трухи руки, я потребовал:
— Капсюли, капсюли давай.
— А капсюлей нет.
— Как нет? — Я просто обнаглел, и Но Пасаран поставил меня на место, выразительно плюнул мне под ноги. Я заторопился исправлять свою ошибку:
— Откуда, откуда это у тебя, Но Пасаран? Может, у тебя и танк еще есть?
— Танка пока нет, — ответил Но Пасаран спокойно и рассудительно. — Но будет, будет и танк, хлопцы. А это откуда?.. От верблюда... Подарочек от кого-то богатого и доброго. Пришел я утром, солнце только подымалось. Не сюда, к хвое, под которой теперь костер горит, а все это уже там лежало, как ждало меня. И роса на него уже лила. А вокруг ни души.
— Банда, — поежился Протуберанец. И все мы поежились, притихли. А он продолжал: — Точно банда. «Черная кошка». Надо доложить. Срочно, хлопцы, надо доложить.
— Надо доложить, — согласился Но Пасаран и почему-то долгим и пристальным взглядом посмотрел на Цыгана. — Как ты, Цыган, считаешь: надо доложить?
— Я... Я не знаю, — Цыган заоглядывался. Мы тоже начали оглядываться.
— Эх вы, революционеры, — сказал Но Пасаран. — Это первое вам испытание. И нцкто из вас не выдержал его. А я все это в лесу собрал.
Но Пасаран врал, я видел это и мог бы его поймать очень просто. Но промолчал. Если все это он собрал в лесу — и винтовки, и пистолет, и шашку, и тол, — то почему он не собрал капсюли? И еще мы почти все время были вместе, некогда ему было ходить по лесу и собирать оружие. Одну винтовку он мог найти и не сказать нам. Но две винтовки сразу, и пистолет, и десять пачек тола? Тут что-то не так. Что-то иное у него на уме. И это тут же подтвердилось.
— Слушай мою команду, — незнакомым над командирским голосом, по-военному строго приказал Но Пасаран. — В одну шеренгу стройся. Правое плечо, кругом. Вперед шагом арш.
И мы, ведомые Протуберанцем, как самым рослым среди нас, шагом арш до самой копанки. Пошагали бы и в копанку. Я бы пошагал, хотя знаю, что вода тут очень холодная, криничная, копанка глубокая. А плавать я не умею. Но возле самой воды Но Пасаран подал новую команду. Где и когда только набрался он этих команд, что собака блох. Настоящий командир: