* * *
Ниже по Волге — Саратов, потом Сталинград. Там немцев окружили и разбили, а в плен взяли — тьма! Это событие отмечалось как праздник. А на первое мая отец с соседом притащили бутыль с жигулевским пивом. Конечно, она обладала магнетизмом. Можно ее качнуть или нельзя? Так и притягивает. Хочется покачать. Покачал. Превратилась комната в озеро жигулевского. Ухо правое горело…
* * *
Поползли слухи о скором возвращении домой. К тете Насте в Моршанск? — спросил я. В Москву, в Новогиреево, дурачок. Дома родного я не помнил. Не помнишь? А Дельту, собаку помнишь? Не-а. А бомбоубежище? Бомбежки? Это я помнил. Но я не мог понять, что бомбоубежище — мой родной дом. Мы в бомбоубежище вернемся жить? Глупенький ты еще у нас, Руечка. Не мешай. И начались, конечно, воспоминания о доме, о довоенной жизни. И цел ли отцовский велосипед, он его на чердак отнес, и вернут ли приемник СИ-235, который по военному приказу сдали куда-то в Перово, и что там с мебелью стало, и как там сад, сирень и две яблони, и жива ли Дельта, и, конечно, что с соседями…
Мам, в Москве ты мне костюмчик сошьешь? Руя, ты уже из него вырос, ма, сшей лучше Женьке. А мне?! Это мой костюм! А-а-а! Здесь память была цепкая.
КОСТЮМЧИК
(ЭТЮД N3)
Собиралась мать сшить трехлетнему сыну костюмчик. Материал к случаю подвернулся больно хороший: темно-вишневый, в рубчик. Она представляла, как с белой рубашечкой костюмчик будет сидеть на ее любимом сыночке, которому 5 июля три с половиной годика исполнится, и как она пойдет с ним по переулку, и все соседи будут любоваться и ее сыном с каштановыми кудрями, и ее работой.
Портновскому делу она была обучена еще в родном селе, да и от старшей сестры кое-чего переняла.
Она стала обмерять сына, поворачивать его из стороны в сторону, а он пыхтел, сопел и спросил, наконец, что это она с ним делает и зачем. Обмеряю, она поцеловала его в щеку, костюмчик тебе буду шить. Новый?! восхитился сын. Вот, смотри, какого он будет цвета. Она спустила ему на грудь с плеча кусок ткани, размотав отрез. Видишь, какой? Малыш тоже представил себе, как он выйдет на улицу в новом костюмчике и пусть рыжий и конопатый драчун Ленька Ивановский лопнет от зависти. А я ему еще кулак покажу. И язык.
И будешь ты у нас в новом костюмчике красивый и ладненький, каштанчик ты наш. Каштан без штан, сказала, завидуя, семилетняя сестра. Брат показал ей язык: бе-бе-бе, вот тебе. А я вам, девочки, платья скоро сошью. Отец отпуск получит, и все поедем на Цну отдыхать, успокоила дочерей мать и подумала, что пора ей уже для будущего младенца рубашонки кроить да пеленки обметывать. Рожать зимой, может, к новому 1942 году.
Она перенесла размеры на газетные листы, взяла у старшей дочери-школьницы красный карандаш, стала водить им по газете. Потом в руках ее блеснули ножницы. Сын смотрел, как работала мама. Иди, в палисаднике погуляй, погода, вон какая хорошая, послала его на улицу мама. Она толканула рамы окна — подышать свежим воздухом. Сын открыл дверь в коридор, вихрем ворвался ветер, сквозняком подняло над столом выкройку. Мама поймала листки, потом приметала к ткани, обвела мелом, принялась выкраивать детали костюмчика. Завтра сошью, подумала она.
А завтра было 22 июня 1941 года. И было не до шитья. Вся жизнь раскроилась и разлетелась, как листочки, ни обметать, ни сострочить. Ма, а костюмчик? — спросил сын, ничего не понимая в происходящем вокруг: почему в доме так тревожно и мама в слезах. Не до того сейчас, сынок, потом как-нибудь…
Ночные налеты, бомбежки, пугающие крики паровозов на линии, гудки завода, сумасшедшие ночи тревог и взрывов с протяжным долгим-долгим звуком ударов бомб, словно где-то далеко лопнул рельс — от этого звука поламывало внизу живота, — бешеное мелькание прожекторных лучей по небосклону, тьма бомбоубежища, разговоры, разговоры, вздохи, молитвы и томительное ожидание исхода: когда же все кончится. А потом телячий вагон, тесно, душно, пахнет, темно и страшно. Приехали, наконец, к маминым сестрам. Здрасьте, выкарированные! Ах, ох, слезы и разговоры. Перекладывание вещей при тусклом свете электрической лампы. И вот она, выкройка. Мам, ты будешь шить мне костюм? Погоди, сынок, не время сейчас, потерпи, и мать погладила обеими руками уже заметный свой живот. А пусть тетя Настя мне сошьет. У нее машинка. А я буду ручку вертеть. Я сейчас не могу, у меня заказ, вот, видишь, шубу шью. Сошью ее, а потом тебе костюмчик стачаю обязательно. И заветный материал в рубчик лег на дно чемодана.