А потом родился братик. Мама пришла из роддома, хлопотала над ним, пеленки меняла, стирала. И все вокруг новорожденного крутились, толпились, смотрели, разглядывали. Ничего не шилось в доме, только замачивалось, кисло, полоскалось, сушилось да гладилось. Сын понял, что маме не до костюмчика. Да еще беда грянула — заболела мама тяжело, грудницей. Выздоравливала она трудно и долго.
Мама поправилась, окрепла, повеселела. Как-то достала заветный чемодан, открыла его, стала перебирать вещи, искать какой-нибудь материал, чтобы сшить что-то младенцу, и нашла выкройку костюмчика; положила ее на колени, повздыхала. Сын подошел, встал рядом, глянул на маму вопросительно. Вот, сказала она, ты уже вырос из него, мы тебе другой сошьем как-нибудь. Кончится война, купим хороший материал… Я хочу этот, ответил сын. У него в горлышке что-то булькнуло, но он не заплакал, а горько, с дрожью, вздохнул. Этот придется маленькому сшить, когда подрастет. И убрала выкройку в чемодан. Крышка его захлопнулась, как у волшебного ларца, в котором спрятали счастье.
Вернулись домой из эвакуации, младший брат из ползуна превратился в крепкого бутуза; он бегал по дому, валял стулья и табуретки, крушил все, что под руку попадалось. Самый бы раз сейчас стачать тот костюмчик, ко дню рождения. Но не стачалось. Семейная жизнь расползлась по швам. Загрешила мама винцом зеленым, как — сама не заметила. Наезжали гости, сестра Маруся с дружками, привозили бараньи туши на продажу, закупали "товар" — химикаты для мыловарения и выделки кож, трикотаж. Все это увозилось в город на Цне. Мелкий послевоенный бизнес процветал, несмотря на запреты и опасность загреметь в тюрьму. Сопровождался этот товарооборот, как всякий русский бизнес, магарычом. Отец придет с работы, матюгаясь, перешагнет через спящих вповалку на полу гостей незваных — "бизнесменов", да и присядет к столу, тоже приложится к бутыли с левым заводским спиртом, дело-то привычное. И мама рядом под хмельком, щей ему нальет, мясца положит, присядет, рюмочку другую пригубит. И пойдет ссора, слово за слово, ревность вспыхнет, старые обиды вспомнятся, новые вырастут.
Сын в год Победы в школу пошел. Младший брат за ним тянется, вот-вот тоже учится пора настанет. И годы бегут. Откроет сын нижний ящик старого гардероба, отвернет ткани, глянет на бордовую выкройку несостоявшегося счастья, вздохнет печально и захлопнет ящик. Сестер просил, чтобы хотя бы брату сшили костюмчик-то, но те отмахивались, — не умеем, мама не научила… Многому не научила мама, уйдя в дымную жизнь… Младший брат уже в школу отправился, в первый класс.
А в доме ожидали прибавления семейства. Старшая дочь как-то сказала: вот если будет мальчик, подрастет, я ему тогда тот костюмчик сошью. Появился в семье последыш, растет незаметно как, вот уже по столу в красном капюшоне ползает, хватает пальчиками из тарелок недоеденную закуску… А костюмчик так и остался лежать в темноте гардеробного ящика несметанный, непростроченный, несшитый. Так и не облек он ничье детское тельце.
Выросли дети, дочери замуж вышли, сыновья старшие поженились, дом покинули, но тянуло все равно в родное гнездо разоренное.
Умер отец, осталась мать одна с младшим 13-летним сыном, дети, как могли им помогали. Прибегут, что-то принесут, обед приготовят, приберутся в доме, полы вымоют, денег оставят. Плохо помогали, только подымались, у каждого своя семья. Никто не взял мать с братом к себе. Некуда было, вот как.
Вырос младший, окончил школу, в армию ушел служить. Потом женился, мать одну оставил. Разбежалась семья. Остался альбом с довоенными фотографиями. Перебирай их да о прошлом печалься. А что там в нем, в прошлом, хорошего-то? Было ли оно? Было, было. Вот вся семья за столом в саду. Как славно-то, Господи! А когда же это? Накануне войны. Ох, война проклятая. Выдвинет мать ящик в гардеробе, достанет костюмчик, расстелит на коленях, гладит рукой и плачет. О чем плачешь, Разлука? Да обо всем. Полегчает от слез; оботрет щеки, уберет выкройку на место, подальше от глаз. Вдруг дверь открывается. Старший пришел. Здравствуй, сынок. Прости меня. За что, ма? За все…
Когда мать умерла, взяли из домашнего на память кто чего: сестра альбом, старший сын — икону, ею его с невестой молодой мать с отцом благословляли на свадьбе, ту икону, которой были благословлены сами когда-то, в годы далекие…
Средний и младший братья ничего не взяли, даже елочные игрушки довоенные забыли. Средний сын не успел перевезти мать на новую квартиру, которую получил и на нее тоже. Только проехала она мимо нового дома в ритуальном катафалке по дороге на загородное кладбище упокоиться рядом с мужниным холмиком.