Капуста давала розовый сок, он поднимался над кругом, пенился. И мы его втихаря попивали. Я это и теперь делаю, когда с женой квасим капусту в семилитровом фаянсовом бочонке. И Руя, как в далеком детстве, получает по шее. В те годы я не понимал, почему мои-то ничего не квасят? И сожалел об этом. А сосед ни разу нас капустой не угощал. Голодно — самим не хватало.
"АРТНАЛЕТ"
И стряслась вот какая беда теплым майским воскресеньем. "Путя" на линии были забиты эшелонами с армейскими частями, техникой и продовольствием, цистернами с горючим. Солдатики подголадывали, один и рискнул, в вагон за тушенкой полез. Угость увидел, а у него был приказ стрелять без предупреждения, и выстрелил в воришку. Да промазал, пуля угодила в другой вагон, что-то в нем загорелось, затрещало, вспыхнул порох, начали рваться патроны. Какие они там были, те патроны, трассирующие, разрывные или для ракетниц? Как теперь узнаешь? Только пожар разгорался, патроны рвались, и огонь начал перекидываться на другие вагоны и составы. Запылали цистерны, вагоны со снарядами, снаряжением. А там и ахнул первый взрыв. Загугукали, как в сорок первом, паровозы, к ним присоединился химзаводский гудок. Тут линия горит и стреляет, бок о бок с ней химзавод с опасными всякими горючими жидкостями в громадных баках. И вся эта страсть — под окнами наших домов.
Из взрослых в доме был один дядя Леша. Отец с утра уехал в театр на репетицию, мама ушла на рынок. Сосед приоделся: в костюме, в белой рубахе с галстуком, куда-то собрался в Москву. Когда грянул первый взрыв, мы подумали — гроза, но потом началась канонада, и мы поняли, что это беда. — Закройте окна! — закричал из-за дощатой стенки дядя Леша. Будто стекла спасут. У нас была открыта одна форточка на террасу. Зоя ее захлопнула и накинула крючок. Отойдите от окон! Марш в сени! — опять закричал сосед и кинулся в коридор к телефону. Але! Дайте милицию! Милиция?! Химзавод немцы бомбят! — заорал он в трубку и выскочил в сени, где уже скопились мы, все четверо. Ахнул очередной взрыв. Ложитесь! — крикнул сосед, схватил от стены фанерный светомаскировочный щит, бросил его на пол и рухнул на щит сверху.
А мы поползли в свою комнату — очень хотелось посмотреть, что же делается на линии. Не подходите к окнам! — предостерег нас дядя Леша с фанерного листа. У себя мы, конечно, полезли не под кровать, а к окну. Ой, тихо проговорила Лида, форточка… Форточка была открыта. На линии полыхали вагоны. Один, объятый пламенем, оттаскивала маневровая "Щука". На дороге стояли пожарные машины, бегали солдаты, крики, ругань… Пожарные раскатывали рукав и пытались качать воду из канавы.
Слава Богу, что рвались, как потом выяснилось, не снаряды, а гильзы, начиненные палочками с порохом. До боеголовок огонь не добрался. Люди на путях одолели беду. Все горящие вагоны удалось прицепить и оттащить. Их гасили как могли в стороне на путях. Невзрывоопасные оставили догорать.
Вспоминая с годами об этом случае, я всегда восхищаюсь ловкостью железнодорожников и пожарных: подать паровоз к "стреляющему" вагону, подцепить его и оттащить на двести метров, переведя на свободный путь, — требовались и смелость, и мужество. Дядя Леня Антонов потерял в этом "бою" два пальца на правой руке, потом его наградили медалью. Никто, к счастью, больше не был ранен, никто не погиб.
От огня остались гарь и дым. Кто-то во время происшествия бежал куда подальше. Матери неслись с рынка и огородов к огню — к своим домам, к детям. Маму остановили, заставили пересидеть под деревом на задворках наших переулков. Она потом с нервным смехом рассказывала, как одна женщина с причитаниями — ой, детки мои! — бежала с пруда, накрывшись тазом, в котором полоскала белье. Да разве ж таз спасет от бомбы? Да не было никаких бомб, это гильзы. А что, гильза только по головке погладит? Гильзы падали в огородах, зарывались в землю, шлепались на булыжную мостовую, пробивали крыши домов. Наш дом не зацепило. Дядя Леша поднялся с фанеры, почистил ладонями костюм и уехал.
Солдаты под руководством офицеров раскладывали на откосе насыпи снарядные головки — рядами, один к одному, ящики с консервами. Пацанье высыпало на мостовую поглазеть. Оцепления не было никакого, только на путях стояли часовые. Солдатики втихаря припрятывали под лопухи консервные банки. Их тут же "определяли голосом". Товарищ командир! А вон тот спрятал банку! Где? — спрашивал товарищ командир. Пацан наводил. Офицер матерился, грозил солдату кулаком, и банка с тушенкой летела через канаву к мальчишкам. Кто пошустрей, хватал ее на лету и, увертываясь от корешей — уйди, гад, отстань падла, убью! — мчался с добычей домой.