Да, жизнь, как и улица, подбрасывала нам искушения сплошь и рядом.
Искуситься плохим — это запросто. Порок слаще добродетели по первому, поверхностному восприятию, доступней нестойкой душе. Чтобы вкусить всю сладость добродетели, нужна работа души — долгая и сложная. А тут — нате вам, пожалуйста, радуйтесь и вкушайте, ух, как сладко! Вкусно! Вот говорят: улица виновата, улица привила, улица воспитала, это ребенок с улицы принес — словечко или привычку, новую черту характера, поступок или порок. А откуда оно взялось на улице и что такое улица? Она, как сточная канава, текущая мимо наших домов, мы из них выбрасываем в эту канаву мусор и отбросы, они там накапливаются, сливаются в общий поток. Там оно, дурное бродит, прорастает и плодоносит, а потом, как грязь на подошвах, как зараза, вирус, попадает в наши чистые дома и в души.
Улица — отхожее место семейного мусора, общая помойка, свалка. Мы сами наполняем улицу дурным, а потом в ней, в канаве этой купаются наши дети. Может быть, и я вынес на улицу что-то такое, что приволочет в дом мой внук. И будем удивляться: откуда? Это улица виновата! Нет, это я виноват. Ту свалку надо сообща и расчищать да заваливать. Вот такая диалектика. Улица всемогуща, улица — добро и зло, окунувшись в нее, можно нахлебаться всеобщей дурноты. Но мне улица дала возможность глотнуть и чистого, светлого, доброго. Спасибо ей.
Улица — река с двумя течениями: одно чистое, радостное, другое — мутное, истекающее из гиблых душ. В какое войдешь, тем и омоешься. Выбор есть всегда. Господь удержал меня от шага в мутное.
А Толяна в паровозное училище не приняли, он даже лицом почернел и захворал, а потом поступил в электротехническое ремесленное училище и впоследствии стал классным специалистом по электромонтажу и даже за границей поработал, в Африке.
ЛИЦЕДЕИ
Толянова мечта ездила по рельсам напротив наших домов и зазывно гудела в окна. А моя мечта мигала экраном в огромном зале деревянного кинотеатра в "Гаю". Когда Лида собиралась с подружками в кино на очередной фильм, я пронюхивал про это мгновенно и начинал сперва хныкать и канючить, а потом рыдать и орать, чтобы взяли и меня. Но кому нужен был этот кудрявый довесок. Кинематографическая страсть охватывала меня до дрожи и отчаяния, до спазмов в животе. Иногда удавалось уговорить мать или Зою сводить меня в "Гай"; одного за линию пока не отпускали (взрослые проводили меня без билета под полой пальто).
Чаще всего я все-таки увязывался за Лидой. В зрелые годы ее подружка, одноклассница Галина Елизаветская, с которой свела нас судьба в издательстве "Колос", любила вспоминать, потешаясь надо мной, как Руя бежал за ними и орал: "Хочу в кино!" Став постарше, я уже отправлялся в "Гай" со стайкой дружков, прихватывал с собой и Женьку, понимая, как ему будет горько не пойти вместе со всеми.
А сюжеты просмотренных фильмов мы потом разыгрывали у нас в саду перед террасой, представляя театрализованную инсценировку запомнившегося сюжета, например, киносказки "По щучьему велению".
Замечательная развивающая игра. Режиссером и Емелей была Лида, она умела свистеть по-мальчишески и ей нравились роли иванушек-дурачков и царевичей. Несмеяну исполняла ее подружка Нинка Пышкина, Пышечка. Руя был тайно в нее влюблен, цепенел и обмирал в ее присутствии, мечтая на ней жениться, когда вырастет. Ему была доверена роль генерала, и он перевоплощался, забывал жениховскую робость и этаким молодцом изображал своего героя, скакал на палке с коняжьей головой из папье-маше и размахивал деревянной сабелькой. Соседка Валька Мешалкина представляла поочередно то мать Емели, то царя. Подбирались из обносков костюмы, какие-то шляпки, пальто.
Сценой служила терраса, а потом действо стекало с нее по ступеням крыльца на траву и разворачивались по всему палисаднику. А кто же был зрителем? А никто, мы же сами, весь актерский состав, иногда и соседские ребятишки, наши друзья. С упоением перевоплотившись в киногероев, мы одолевали азы театрального искусства, упиваясь собственной игрой. И чувства, пережитые полвека назад, во мне не истлели, не растопились во времени. Тогда-то, наверное, и родилась мечта стать актером и театра, и кино. Потом была самодеятельность в школе и институте, уроки мастерства у Ролана Быкова, И.И. Соловьева, Сергея Юткевича и Джеммы Фирсовой в студенческом театре МГУ, обучение в его годичной студии, учебный спектакль по пьесе Киршона "Чудесный сплав", в постановке Всеволода Шестакова и гастроли с этим спектаклем по Рязанской области летом 1961 года. И хотя судьба увела меня от мечты, теперь, когда я выхожу на сцену с гитарой и со своими стихами и песнями, я сам себе и сочинитель, и лицедей, и режиссер, и композитор. И аккомпаниатор. И все, чему я научился за годы, все при мне.