Крыстанов постоянно был занят и с головой ушел в расследование. Они почти не разговаривали. Ванда не задавала ему вопросов и старалась не путаться под ногами. Она узнавала о том, на какой стадии находится расследование, по его телефонным разговорам, по людям, которые приходили в кабинет, и случайным репликам, которые всегда выглядели неуместными в ее присутствии.
Из того, что она слышала, ничего не было для нее неожиданным и удивительным. За всей этой круговертью она наблюдала отстраненно, без любопытства, но и без ностальгии.
Да, конечно, и на этот раз преступников поймают и отдадут под суд, и тот вынесет свой вердикт. И в этот раз будут награды, интервью по телевидению, которые будет раздавать налево и направо возбужденный успехом, беспардонный и торжествующий министр, жаждущий славы.
Но на этот раз Ванда не станет участвовать в шумном спектакле.
«А если бы вместо Войнова погиб Гертельсман?» — подумала она.
Тогда все было бы по-другому.
В сущности, отстранив от расследования, ей оказали услугу.
Подарили несколько долгих дней свободы, которых у них самих не было — им просто не полагалось, — и Ванда воспользовалась ими самым лучшим образом.
В кабинете Гергинова было холодно.
Хотя поздняя весна семимильными шагами устремилась навстречу знойным объятьям лета, на улице не только не было жарко, что противоречило всем законам природы, но температуры были даже ниже характерных для этого времени года. Кроме того, в кабинете министра работали два кондиционера, распространяя арктический холод, отчего кожа Ванды моментально покрылась пупырышками.
Гергинов сидел за письменным столом, закатав рукава рубашки. Указательными пальцами он сосредоточенно колотил по клавиатуре компьютера.
Прошла целая минута, прежде чем он обратил внимание на Ванду.
— А, Беловская, это ты? Проходи, садись. Подожди немного, мне нужно закончить одну важную работу.
Ванда выбрала стул у огромного стола — не слишком близко к министру, но и не очень далеко — и послушно уселась.
Спустя некоторое время, показавшееся ей бесконечным, Гергинов победоносно щелкнул мышкой и на лице его расцвела улыбка.
— Готово! Ушло!
Вероятно, он ожидал, что Ванда проявит обычное для таких ситуаций любопытство и спросит: что готово и куда ушло, но она промолчала. Во-первых, это ее вообще не интересовало. А во-вторых, в последнее время она старалась соблюдать мельчайшие формальности иерархической дистанции. Она установила, что даже элементарная дистанция может обеспечить ей независимость от претензий и комплексов других.
Но Гергинов с высоты своего положения вообще не считал нужным сообразовываться с нею.
— Я отправил ответ шефу ФБР, — гордо похвастался он. — Вчера получил от него письмо, в котором он поздравляет меня лично с успехом операции «Нобелевский лауреат». Пишет, что столь успешно проведенная операция может служить примером для любой правоохранительной системы в мире. И желает новых успехов в борьбе с организованной преступностью.
Он сделал паузу, в надежде услышать от своей подчиненной хоть какой-то комментарий, но ответа не последовало, и он продолжил:
— Да, совсем другое дело, когда тебя поддерживает Америка, — вздохнул Гергинов, как бы обобщая собственную радостную весть. — Я бы даже сказал, что это куда важнее реакции Европейского союза. Но это между нами.
Прошло еще несколько секунд, прежде чем он смог перестроиться с причины своего приподнятого настроения на рассмотрение вопроса, по которому он и вызвал Ванду.
— Ты как, Беловская? Как у тебя дела?
— Спасибо, нормально.
— Видишь ли, — продолжил министр тем умильным тоном дружеской откровенности, который обычно использовал, когда хотел сообщить плохую новость. — Я вызвал тебя, чтобы поговорить о твоих методах работы и о твоем будущем в Системе.
— А разве оно у меня есть, это будущее?
— Эх, Беловская, Беловская! Брось ты этот свой сарказм! Конечно, у тебя есть будущее. Более того, при тех огромных проблемах, которые валятся на нас со всех сторон, именно такие люди, как ты — самые необходимые и самые ценные. Ведь руководство и рассчитывает главным образом на вас! И не надо из всяких мелких препятствий, какие есть в любой профессии, возводить непреодолимые барьеры. А еще менее разумно делать какие-то далеко идущие выводы. Я тебя отстранил от этого дела не для того, чтобы наказать, хотя, честно говоря, тебя следовало бы наказать. Я все взвесил и решил, что после того, как ты блестяще справилась с задачей, пора другому, который больше соответствовал бы предпринятым впоследствии мерам, взять на себя ответственность и продолжить начатую тобой работу. И чтобы ты правильно меня поняла, я тебе скажу прямо: я очень ценю твой свободолюбивый дух и твои нестандартные методы работы. Однако существуют такие моменты, и ты это хорошо знаешь, когда самыми важными становятся координация, порядок и соблюдение всех процедур, что превращает полицейскую машину в эффективное средство борьбы с преступностью. И если именно в такой момент тебе придет в голову действовать так, как ты находишь нужным, не мне тебе объяснять, что из этого может выйти и какие могут быть последствия. Это правда, что когда я узнал о твоем своеволии в Цюрихе, я задумал наказать тебя дисциплинарно. Но потом отказался. Ты спросишь, почему? Да потому, что это стало поводом предложить швейцарцам провести совместное расследование. Правда, формального подтверждения их согласия еще нет, но я получил от их министра уверения в том, что у них есть большой интерес вместе расследовать это дьявольское литературное агентство. Что оттуда может выскочить, боюсь даже себе представить. Но если мы доведем все до успешного финала, а я не вижу, что нам может помешать это сделать, то это будет такой огромный минус нашим европейским партнерам, что мама дорогая. И не надо тебе объяснять, какое значение это будет иметь для стабильности всего правительства. Это и так очевидно.