Бородач закончил вступительную речь и предоставил слово издательнице. Она явно волновалась, щеки у нее раскраснелись, и Гертельсману стало ее жаль. Может быть, у нее даже поднялось давление. Дама была приблизительно одного с ним возраста, но Гертельсману она казалась старше. А может, это и хорошо, кто знает. Издательница заявила, что после рождения сына — это второй счастливый момент в ее жизни — день, когда в Болгарию приехал Эдуардо Гертельсман. День, когда она воочию увидела человека, написавшего «Кровавый рассвет». День, когда, по ее мнению, дух мировой литературы обрел плоть и голос. Искренний человеческий голос… И так далее…
Мисс Вокс слушала, не шевелясь. Гертельсман украдкой вытащил из кармана листок с вопросами, которые публика должна ему задать. Он знал их наизусть. Тем более, что они уже давно почти не менялись. Но неожиданно ему захотелось вновь на них взглянуть. Только, неизвестно почему, буквы вдруг заплясали у него перед глазами. Из зала за ним наблюдали не менее трехсот человек. Он обвел взглядом аудиторию, словно заключив присутствующих в скобки, и мысленно попытался отодвинуть их в сторону. Это его читатели, с которыми он мог говорить только посредством своих книг. Он был для них всем. Только для них. А сейчас они были здесь, они как бы материализовались, обретя плоть и кровь. И Гертельсману вдруг захотелось, чтобы этого не было.
Молодой бородач повернулся к Гертельсману и жестом предложил ему начать.
В зале наступила гробовая тишина.
Гертельсман поднялся на кафедру и положил перед собой листок с вопросами.
«Я совсем не такой человек, каким вы меня воспринимаете», — мысленно произнес он и ему вдруг стало смешно.
Над головами людей, словно болотные испарения, клубилось любопытство, которое щекотало душу Гертельсмана.
Смех, который он едва сдерживал, был готов задушить его.
Гертельсман залпом опрокинул в себя стакан воды, который поставили перед ним на кафедре, и ее тяжесть в желудке привела его в чувство.
«Дамы и господа, — начал он. — Для меня большая честь и привилегия находиться в вашей прекрасной стране. Я впервые в Болгарии, но уже люблю ее. Мне бы хотелось тут родиться. Но так как это уже невозможно, я могу, по крайней мере, купить себе домик в одном из ваших красивых сел и, кто знает, может быть именно там я напишу свой следующий роман».
Зал взорвался аплодисментами.
Гертельсман сразу подметил недоумение мисс Вокс, а также умиление, с которым смотрела на него издательница. Словно все это читательское море вдруг покорно разлилось у него под ногами, и он уверенно зашел в его укрощенные воды. Он уже видел заголовки своих будущих интервью: «Нобелевский лауреат Эдуардо Гертельсман: я хотел бы быть болгарином» или «Эдуардо Гертельсман напишет свой новый роман в Болгарии». Со всех сторон засверкали вспышки фотокамер. Операторы, занявшие места в первом ряду, заработали в полную силу.
Автор романа «Кровавый рассвет» Эдуардо Гертельсман выдал сенсационную новость.
«Зачем вы это сделали?» — спросила его Настасья поздно вечером, когда они возвращались из ресторана в отель.
«Не знаю, — совершенно искренне ответил Гертельсман. — Что-то изнутри подтолкнуло меня».
«Попахивает дешевым трюком», — не сдавалась Настасья.
«А что не дешевое, по-вашему?»
«Литература, — резко ответила Настасья. — Книги…»
Гертельсман от души рассмеялся, по-отцовски тепло приобняв ее за плечи. Он уже не раз думал о том, что Настасья Вокс годится ему в дочери.
Будущее вдруг исчезло.
Он не понял, как и когда это случилось. Просто в один прекрасный день попытался заглянуть в будущее и увидел там пустоту. Он даже себя там не увидел… А, может быть, просто побоялся увидеть… Какую-то тень на дне… Интересно, сколько ему отпущено болтаться вот так, где-то между жизнью и смертью, будучи жертвой как чужой, так и собственной нерешительности? Разом исчезли и книги, и люди. Людей он возненавидел давно, а позднее стал испытывать ненависть и к книгам. А может быть, наоборот? Он продал свою душу. Хуже: он отдал ее даром. Однако это его совсем не смущало. Гертельсман давно понял, что душа — нечто вроде аппендикса: не знаешь, что она у тебя есть, пока не станет тебе мешать. А когда от нее освободишься, ничего не меняется. Пустота настолько мала, что там не смог бы вырасти даже зуб. Кроме того, вообще непонятно, что на самом деле означает слово «душа»? Он отдавал себе отчет, что после окончательно умерщвленной страсти к литературе, сейчас его единственной страстью были весомые и бескровные слова.