— Отпусти, — шепнула она.
— Еще чуточку, — жалобно попросил он.
— Папа может войти, и если он подумает, что мы занимаемся глупостями, пиши пропало. Ты ведь хочешь поехать к нам и жить с нами?
У Энди глаза округлились от изумления.
— Да. А ты думаешь, мне можно?
— Будет нельзя, если папе покажется, что ты хочешь меня... «джиги-джиги», как ты любишь выражаться.
На этот раз пришел черед краснеть Энди.
— О чем, между прочим, не может быть и речи, — строго сказала она. — А теперь отпусти.
Энди убрал руку, и Джоуди выпрямилась. Когда она начала поворачиваться, мальчишка подогнул колени. Получилось что-то вроде небольшой палатки, прикрывавшей его ниже пояса.
Джоуди бросила испуганный взгляд на окно. Слава Богу, никто не подглядывал.
Прижимая подушку Энди к бедрам, Джоуди встала и стала пятиться от кровати.
— Где мой халат? — спросила она, вступая в туфли.
— А мне что надевать?
— Что ты с ним сделал?
— Он здесь. — Энди перекатился на другую сторону кровати, извиваясь, продвинулся к краю матраца и опустил руку. Затем взмахнул рукой, и из-под кровати вспорхнул в воздух халат. В нужный момент Энди разжал руку, и халат полетел в ее сторону, трепеща и планируя вниз.
А Джоуди бросила ему в лицо подушку.
В его смеющееся лицо.
И поймала халат.
— Спасибо, — поблагодарила она.
— И тебе спасибо.
Отвернувшись от мальчика, Джоуди накинула на плечи халат и стала искать рукава. И лишь после того, как были надежно запахнуты полы и затянут пояс, она снова повернулась к нему лицом.
— Чао, бамбино, — произнесла она, игриво пригрозив пальчиком.
— Куда ты? — с отчаянием в глазах вымолвил Энди.
— В ту комнату, где лежат все мои вещи. Пока можешь одеться. В мое отсутствие. Надевай все вчерашнее.
— А что, если от меня будет скверный запах? — спросил он, поморщив нос.
— Что значит если?
— Ха-ха-ха, очень смешно.
— Может, мы тебе что-нибудь купим. Я переговорю с папой.
— Ладно.
— Ладно, пока.
Энди неожиданно сник.
— Эй, я ведь иду не за тридевять земель, а только в соседний номер. Через десять минут вернусь.
— Ладно. Только поторопись.
— Обещаю. — Она открыла дверь, и колючий зной с ослепительным солнцем накрыли ее как взрывной волной — Батюшки! — ахнула она и, скривившись, шагнула на террасу. — Как здесь ужасно.
— Свежий и чистый воздух пустыни, — расплылся в улыбке отец, демонстративно вдыхая полной грудью.
— Можешь забрать его весь себе. — Джоуди повернулась и прислонилась спиной к перилам. Теперь, по крайней мере, хоть солнце не слепило.
На отце были солнцезащитные очки, которые делали его похожим на патрульного мотоциклиста.
— Ты здесь уже долго? — спросила она.
— Достаточно долго.
— Что это значит?
— Это значит, что я чувствую — меня пора сменять. Дежурство — дело женское.
— А была ли в этом необходимость?
— Поскольку никто не появился, думаю, что нет. Пока. Хотя ничего нельзя знать наверняка. Никогда. Когда ты меньше всего ожидаешь, неприятность подкрадывается и хватает тебя за... глотку.
— За что?
— Не притворяйся, ты прекрасно меня расслышала. За глотку.
— Ага, — засмеялась Джоуди. — Кстати, а где Шарон? В нашем номере?
— Была там.
— А где теперь?
Он поднял руку и указал пальцем куда-то вдаль. Джоуди повернула голову.
— Видишь грязную дорогу, уходящую за горизонт за заправкой?
— Угу.
— Последний раз, когда я видел Шарон, она направлялась на север. Это было полчаса назад.
— И что она там делает?
— Бежит.
— Бежит? Ты хочешь сказать, упражняется?
— "Надо поддерживать тело в хорошей форме". Так она мне сказала. Я возразил, что по мне, так оно у нее и так в отличной форме, но это ее не остановило.
— Я не то что бегать, не хочу и просто стоять на такой жаре. Она что, чокнутая?
— Чокнутая — это не совсем подходящее для нее слово, дорогая.
— Да? И какое же слово для нее подходящее?
— Ну, феноменальная.
— И что это означает?
— Посмотри в словаре.
— Что означает слово, я прекрасно знаю. Что ты этим хочешь сказать?
— Она удивительный экземпляр.
— Экземпляр?
— Женщины, полицейского, личности.
— Боже, па.
— Ты же сама спросила.
— Ну и?
— Энди еще не встал?
— Пытаешься сменить тему?
— Надеюсь, щуренок не скидывал во сне простыню.
— Нет, не скидывал. Сейчас он должен одеваться. Правда, у него есть только то, что я дала ему вчера.
— После завтрака мы ему что-нибудь прикупим.
— Завтрак. Рада, что ты наконец о нем вспомнил, потому что я умираю от голода.
— Как ты можешь такое говорить, когда всего несколько часов назад у тебя чуть щеки не полопались?
— Чипсы и прочая ерунда не в счет.
— Ну, будем надеяться, что ты будешь умирать от голода не очень быстро, потому что лишь Богу известно, когда вернется Шарон. А ей наверняка еще захочется принять душ.
— Ты думаешь, она сильно потеет?
— Признаюсь тебе как на духу, дорогая, — меня самого мучит этот вопрос. Но придется подождать. А там увидим.
— А пока что я могла бы одеться.
— Можешь не торопиться. У меня такое предчувствие, что Шарон мы еще не скоро увидим.
Глава 32
И Джоуди поспешила в другой номер. После уличной жары здесь было прохладно и замечательно. Шторы были распахнуты настежь, и пришлось их задвинуть.
В мягком сумраке, в который погрузилась комната, Джоуди увидела халат Шарон, брошенный в ногах кровати отца. Той кровати, которая, во всяком случае, до появления Энди прошлой ночью в номере 238, была его. Должно быть, Шарон зашла сюда прикорнуть на пару часов, пока отец стоял на страже. И занесла свою дорожную сумку, которая теперь стояла на полу между кроватями. Там же находилась и ее зачехленная винтовка.
Джоуди оглядела комнату в поисках каких-либо следов присутствия отца в комнате вместе с Шарон.
Ничего.
"А что ты ожидала увидеть? Плавки на полу? Было бы просто смешно.
Я желаю папе счастья, — сказала она себе. — А Шарон само совершенство. Было бы великолепно, если бы они сошлись.
Да, но тебя беспокоит, что они уже могли это сделать.
Вовсе нет. Это не мое дело. К тому же это еще не случилось. Это невозможно, потому что они встретились только вчера вечером".
Джоуди швырнула свой халат на кровать, которая до внезапного появления Энди была ее, и стянула с себя ночную рубашку.
Оставшись в одних мокасинах, она отошла немного от торца кровати, чтобы поймать свое отражение в зеркале над умывальником.
— Какой ужас! — пробормотала она.
В тусклом свете волосы выглядели сальными, а повязки — грязными. Некоторые и вовсе болтались. Во многих местах кожа имела такой вид, словно она неделю не мылась, хотя Джоуди понимала, что это не грязь. Темные пятна были синяками и ссадинами, и их невозможно было отмыть.
И все же ей захотелось принять душ.
«А почему бы и нет?»
Энди ведь мылся. Он принял душ в номере 238, после того как всыпал в себя тонну всяких «доритос» и «читос», залив все банкой шипучки из корнеплодов. Из душа он появился обвязанный вокруг пояса полотенцем, которое оказалось маловатым, и ему пришлось рукой придерживать его края. Тогда-то и отдала Джоуди ему свой халат.
И, прежде чем выходить, он поснимал все свои повязки, включая и эластичный бандаж с колена. Но последний ему еще был нужен, и Шарон перевязала ему колено, пока он сидел на конце кровати.
Расставание с повязками, похоже, не принесло Энди никакого вреда.
Правда, сразу после душа он выглядел каким-то ободранным, но с утра она видела его торс и не заметила ни одной сочащейся раны. И на простынях не видно было ни капли крови.
— Посмотрим, что из этого получится, — буркнула она, отыскивая в сумке шампунь.
Затем зашла в ванную и прикрыла дверь. Ставя шампунь на край ванны, она заметила в мыльнице небольшой нераспечатанный кусочек мыла «Айвори». Потом сняла махровую салфетку с проволочной вешалки, попутно убедившись, что сможет достать из ванны одно из полотенец, висевшее там же. Накинув салфетку на кран смесителя, Джоуди расстелила на полу резиновый коврик.