1
По мнению моего папаши, настоящий мужчина должен знать, за что он готов умереть. «Если не знаешь, тогда чего ты стоишь? — сказал однажды па. — Ничего. Ты вообще не мужчина». Нормальный разговор между тринадцатилетним подростком и отцом, который на три четверти опустошил бутылку джина «Гордонз»… Насколько помню, папаша готов был умереть, во-первых, за Ирландию, во-вторых, за свою матушку, десять лет как покойную, и, в-третьих, лишь бы добраться до сволочной Мэгги Тэтчер.
После этой задушевной беседы я всегда мог без заминки ответить, за что готов умереть. Сперва было просто: моя семья, моя девушка, мой дом. Впоследствии все несколько усложнилось, но сейчас встало на свои места, и мне, пожалуй, есть чем гордиться. Я готов умереть (в произвольном порядке) за свой город, за свою работу и за своего ребенка.
Ребенок пока что паинька, город — Дублин, а работа — отдел специальных операций. На первый взгляд ясно, за что у меня больше всего шансов умереть, однако уже много лет самое жуткое в моей работе — чертова уйма писанины. Наша страна невелика, а значит, и рабочий век агента под прикрытием недолог: две операции, от силы — четыре, и риск напороться на знакомого стремительно возрастает. Я сошел со сцены и руковожу из-за кулис.
В общем-то не важно, участвуешь ты в операциях или нет. Риск нашей работы — совсем иного рода: постоянно создавая иллюзии, начинаешь думать, что управляешь всем. Очень легко поверить, что ты — гипнотизер, творец миражей, крутой перец, знающий, что реально и в чем секрет фокуса, хотя на поверку ты обычный зевака с отвисшей челюстью. Как бы ты ни старался, действительность побеждает — она хитрее, быстрее и беспощаднее. Единственное, что тебе по силам, — крепиться, знать свои слабости и в любой момент ожидать удара исподтишка.
Второй раз жизнь приготовила мне удар исподтишка вечером в пятницу в начале декабря. Я славно потрудился, подправляя очередной мираж: один из моих парней — ох, не найти ему в рождественском чулке подарков от дяди Фрэнка! — крупно влип и по ряду запутанных причин должен был предъявить нескольким мелким наркодилерам пожилую даму в качестве своей бабушки. Теперь я ехал в Долки, к бывшей жене — забрать дочку на выходные. Шикарный дом в фешенебельном пригороде Дублина, подаренный отцом Оливии нам на свадьбу, когда-то носил название вместо номера, однако я это быстро исправил. Впрочем, мне уже тогда следовало сообразить, что наш с Оливией брак долго не протянет. Узнай о свадьбе мои родители, ма разорилась бы на свадебный подарок — мягкую мебель в цветочек — и запретила бы снимать защитную пленку.
Оливия заняла оборону точно в середине дверного проема — на случай если мне вдруг захочется войти.
— Холли почти готова, — сказала она.
Положа руку на сердце с гордостью и сожалением заявляю: Оливия — настоящая красотка, высокая, с изящным узким лицом, копной пепельных волос и совершенными формами, которые не сразу замечаешь, зато потом ничего кроме них не видишь. Сегодня Оливия надела дорогое черное платье, тонкие чулки и бабушкино бриллиантовое колье, приберегаемое для особых случаев, — сам папа римский, сняв камилавку, утер бы пот со лба. По части деликатности мне до папы далеко, я только присвистнул.
— Важное свидание?
— Мы идем ужинать.
— «Мы» — значит, опять с Мотти?
Оливия слишком умна, с пол-оборота ее не заведешь.
— Его зовут Дермот, и — да, снова с ним.
— Гм, четвертое свидание… — заметил я с восхищенным видом. — Значит, сегодня та самая ночь…
Оливия повернулась к лестнице.
— Холли! Папа приехал!
Я улучил момент и проскользнул в холл. «Шанель номер пять» — как и всегда, с момента нашей встречи.
— Папа! Иду-иду-иду! — раздался голос сверху. — Я только… — И дальше ничего не разобрать — Холли объясняла что-то важное, нимало не заботясь о том, слушают ли ее.
— Не торопись, крошка! — крикнул я и направился в кухню.
Оливия вошла следом и заявила:
— Дермот появится с минуты на минуту.
Я так и не понял — угрожала она или оправдывалась.
— Мне не нравится физиономия этого парня. У него нет подбородка. Никогда не доверял людям без подбородка. — Я распахнул холодильник и заглянул внутрь.
— Ну, к счастью, твои вкусы в отношении мужчин никого не волнуют.
— Волнуют — если ты настроена всерьез, и он будет околачиваться вокруг Холли. Как, говоришь, его фамилия?
Однажды жена — мы как раз начали подумывать о разводе — грохнула дверцей холодильника мне по голове. Сейчас Оливию так и подмывало повторить. Я стоял, нагнувшись, чтобы было удобнее, но она сдержалась.