– Знаю, – шмыгая носом, кивнула Ловдей.
– Я посоветуюсь с судьей и попрошу, чтобы вас оправдали. Но вы должны дать слово, что не будете снова выходить замуж. Вы должны сделать все, чтобы помочь мистеру Экклсу выйти из долговой тюрьмы. А после вы вернетесь к нему – вы меня поняли? Обещаете?
– Да, – поклялась Ловдей.
Герцогиня, протянув руку, потрясла судью за плечо. Всхрапнув пару раз, судья открыл глаза. Герцогиня шепнула ему что-то на ухо, он громко фыркнул и трубным голосом объявил:
– Дело прекращено! – И снова захрапел.
После всего герцогиня подарила ей пять фунтов, наказав выручить Гарольда из тюрьмы, да поскорее. Гарольд вряд ли задолжал больше одного-двух фунтов, даже с учетом стоимости пребывания в тюрьме, так что Ловдей попыталась вернуть герцогине лишние деньги, но та отказалась их взять.
Глава 1
Золушка наряжается на бал, а фея-крестная приносит ей гусыню вместо тыквы
6 января (Двенадцатая ночь) 1784 года
Бал-маскарад
Загородное поместье герцога Бомона
Гарриет, герцогиня Берроу, после того как ее супруг отбыл в мир иной, очень скоро поняла, что существует две категории вдов: очаровательные и такие, кто, подобно Ловдей Биллинг, из-за кучи детей едва сводит концы с концами. Вдовушки, которые ночи напролет танцуют и кокетничают с молодыми людьми, и другие – в унылых траурных платьях, которые удостаиваются лишь жалостливой или презрительной улыбки.
У Гарриет не было ни малейших иллюзий по поводу того, к какой из этих двух категорий причислить себя.
Ее супруг скончался почти два года назад, но ни одному мужчине – ни молодому, ни уже в летах – не приходило в голову пригласить ее на танец. Почему-то у большинства ее знакомых при одном только виде ее в глазах появлялась скорбь, и, вежливо поздоровавшись с Гарриет, они спешили исчезнуть, как будто печаль в их представлении была чем-то вроде чумы, которую можно было подцепить даже на расстоянии.
Иначе говоря, если твой муж покончил с собой, ты автоматически попадаешь в категорию вдов, не способных привлечь внимание ни одного мужчины.
Частично в этом была виновата она сама. Явилась на бал-маскарад к герцогине Бомон – но в чем?! Разве у кого-то повернется язык назвать ее туалет соблазнительным? Или хотя бы чуточку порочным?
– Кем ты нарядилась? – спросила ее подруга Джемма (вышеупомянутая герцогиня Бомон).
– Я персонаж из детских стишков. Угадай какой. – На Гарриет было нечто вроде ночной сорочки из простой хлопковой ткани, которую ее горничная позаимствовала из гардероба экономки. Под нее она предусмотрительно поддела три нижние юбки да еще напихала за корсаж четыре шерстяных чулка. Вдобавок она выгнула спину – чтобы еще больше подчеркнуть пышную грудь.
– Персонаж из детских стишков – с такой грудью, – пробормотала Джемма. – О-очень большой грудью. Ну, просто очень…
– С грудью как у кормилицы, – услужливо подсказала Гарриет.
– Ну, на кормилицу ты точно не похожа! Скорее ты выглядишь безумно соблазнительной. А ты подумала, что будет, если кто-то из наших гостей затащит тебя в укромный уголок и примется щупать?
– Да у меня и в мыслях ничего такого не было, – слегка опешив, принялась оправдываться Гарриет. – И меня никто никогда не пытался щупать. А кстати, что у тебя за костюм?
Нежно-розовое, с перламутровым оттенком, платье Джеммы превосходно гармонировало с ее роскошными, цвета старого золота, не напудренными волосами. Подол платья был украшен крохотными шелковыми маками, и такие же маки были вплетены в ее волосы.
– Я Титания. Королева фей.
– А я – Матушка Гусыня. Что и требовалось доказать.
– Господи, о чем ты говоришь?! – возмутилась Джемма, обняв подругу за талию. – Посмотри на себя, дорогая! Какая еще Матушка Гусыня! Глупости! Для этого ты слишком свежа и хороша собой.
– Зато ни одна живая душа меня не узнает, – заявила Гарриет. Вырвавшись из объятий Джеммы, она уселась на диванчик. – Вот увидишь – все примут меня за доброе, старое, толстое привидение.
Глядя на нее, Джемма принялась хохотать.
– Ну да – за привидение убитой кем-то кухарки, не иначе! Нет-нет, чего тебе не хватает, так это какой-нибудь детали, которая бы подсказала, что ты решила одеться Матушкой Гусыней, – и тогда все наперебой станут восхищаться твоим костюмом, вот увидишь! Подожди минутку, кажется, я придумала!
– О, но…
Не прошло и минуты, как Джемма вернулась. С гусыней.
– Она настоящая? – с сомнением в голосе поинтересовалась Гарриет.
– Ну, можно и так сказать, – хмыкнула подруга. – Боюсь, только немного жестковатая. Моя свекровь имеет пренеприятную привычку украшать стены чучелами животных.
Гарриет неохотно забрала у нее из рук гусыню.
– Просто держи ее под мышкой, – посоветовала Джемма. Гарриет, встав, попробовала сделать, как сказала подруга. – Нет, не так! Вот, поверни ее головой вверх – тогда будет казаться, будто она по-дружески нашептывает что-то тебе на ухо.
Гарриет уставилась в стеклянные глаза мертвой птицы.
– Какая-то она не очень дружелюбная, – недовольно проворчала она. – Вид у нее, во всяком случае, такой, будто она только и ждет удобного момента, чтобы кого-то ущипнуть.
– А дружелюбных гусынь в природе вообще не бывает, – бросила Джемма. – Извини, мне пора – нужно пойти взглянуть, как там дела у Исидоры с ее костюмом. Исидора сказала, что собирается одеться царицей, но, боюсь, как бы она не спустилась вниз, завернувшись в свой носовой платок.
– Кстати, а почему Исидора избегает пользоваться своим титулом? Она ведь герцогиня Косуэй, верно? – спросила Гарриет. – Но вчера вечером она просила доложить о себе как об Исидоре Дель Фино.
– Не думаю, что она вообще когда-то видела герцога. Своего мужа, я имею в виду, – хмыкнула Джемма. – А если даже и так, то много лет назад, да и то мельком. Поэтому она и не пользуется собственным титулом. Впрочем, сегодня она намерена быть царицей Пальмиры.
– Если бы ты предупредила меня, что намерена устроить бал-маскарад, как это принято делать на Двенадцатую ночь, – проворчала Гарриет, осторожно поставив чучело на пол, – я бы тоже нарядилась как-то иначе.
– Прости, что не предупредила тебя заранее, но ведь объявить об этом в последнюю минуту гораздо забавнее, верно? Сразу поднимается такой переполох, люди мечутся по всему дому, придумывая себе костюмы, умора! Бедный дворецкий чуть с ума не сошел! Так весело!
Рассмеявшись, Джемма выпорхнула из комнаты, оставив Гарриет в компании чучела гусыни.
Глупо жалеть себя, уныло подумала Гарриет. Всякий раз, сидя вместе с судьей Трудером в зале суда, она поражалась, сколько на свете людей, жизнь которых куда более беспросветна, чем ее собственная. Да вот взять хотя бы тот случай месяц назад, когда перед судом предстала девушка, стащившая апельсин и полкружки горчицы. Некстати проснувшийся Трудер едва не приговорил бедняжку к каторжным работам. Старый осел!
Ей, Гарриет, нет нужды воровать апельсины. Как-никак она герцогиня; молодость ее еще не прошла, она хороша собой, здорова и…
И одинока.
На голову утки капнула слеза. Гарриет машинально пригладила перья птицы.
Глава 2
Часто женская грудь играет немаловажную роль
Зенобия, царица Пальмиры, запрокинула голову и рассмеялась. Корсаж, весьма ненадежно державшийся на ее пышной груди, слегка приоткрылся. Ее партнер, франтоватый немолодой мужчина, закружился на цыпочках, вскинув одну руку вверх – в точности как цыган, пляшущий на ярмарке в Бартоломью. Не сводя с него глаз, Зенобия снова расхохоталась и взмахнула в воздухе руками, передразнивая своего партнера.
Корсет царицы Зенобии – если он, конечно, имелся – был явно не предназначен для подобных эскапад.
Будь у царицы Зенобии – вернее, у Исидоры – настоящая подруга, промелькнуло в голове у Гарриет, она бы предупредила, что венценосная грудь вот-вот выпрыгнет из корсажа.