На секунду Оливия закрыла глаза и представила лицо Лукаса Хантера.
У него есть право знать, что он станет отцом. Сейчас же.
Выбегая из магазина, она надеялась, что он никуда не улетел. В первую же неделю работы Лукаса в компании прошел слух, что Рекс Баррингтон II нанял его вести особо важные переговоры по слиянию с другой фирмой, что у него есть собственный самолет и он может полететь в любое нужное Рексу место. Известно было и то, что каждую неделю на выходные он куда-то летал, и что он вроде бы не женат.
Но быть может, он встречается с кем-нибудь? При мысли о том, как он отреагирует на новость, сердце Оливии забилось чаще.
Информация об отеле, который Баррингтоны собирались приобрести в штате Колорадо, казалось бы, должна была заполнить голову Лукаса фактами и цифрами, с которыми он обычно справлялся как живой калькулятор. Но после того, как он в лифте столкнулся с Оливией…
Сумасшествие, случившееся в Рождество, преследовало его последние пять недель — как и лицо Оливии, ее улыбка, удивление в глазах.
В дверь кабинета слабо постучали, и он обрадовался тому, что его мысли прервали.
— Входите, — крикнул Лукас, ожидая, что войдет курьер или сам Рекс Баррингтон.
Когда дверь открыла Оливия, его сердце забилось сильней, хотя он ни за что не признался бы в этом. На ней был костюм изумрудного цвета, такого же, как глаза. Она была немного бледной, но очень красивой. Впрочем, как всегда.
Не успел Лукас встать из-за стола, как она быстро прошла в кабинет и, сжимая сумочку, выпалила:
— Я беременна.
За свою жизнь Лукас понял, что хладнокровие является залогом успеха при общении с людьми, разрешении сложных ситуаций или принятии решений, поэтому произнес спокойным и ровным голосом, словно обсуждая сделку на переговорах:
— И чего ты хочешь от меня?
В ее глазах мелькнуло удивление… и боль. Он не ожидал, что можно увидеть боль в глазах женщины, не думая при этом, что им пытаются манипулировать. Но прежде, чем успел как-то сгладить свою грубость, Оливия развернулась и пулей вылетела из кабинета.
Лукас вскочил и ринулся за ней. Он не увидел ее у лифта, но услышал, как хлопнула дверь, ведущая на лестницу. И как ей удается так быстро бежать на высоких каблуках?
Внутри лестничного колодца он заметил, как мелькнуло что-то зеленое — Оливия была уже на первом этаже.
— Оливия! Подожди!
Но она или не услышала, или не захотела услышать. Ему удалось догнать ее только на стоянке — она никак не могла попасть ключом в замок, чтобы открыть машину. Он схватил ее за локоть.
— Мы должны поговорить. Она выдернула руку.
— Ни к чему.
— Оливия, это было слишком неожиданно для меня.
Начиная понемногу успокаиваться, она пристально посмотрела на него:
— Я ничего от тебя не хочу. Я просто подумала, что у тебя есть право знать об этом.
Но он хотел задать ей еще один вопрос:
— Ты уверена, что это мой ребенок? В ее глазах вспыхнула злость. Вставив наконец ключ в замок, она открыла дверцу машины.
— Оливия…
— Я не пришла бы к тебе, если б не была уверена. Я никогда не спала с другим мужчиной, Лукас. Поэтому в том, что ребенок твой, сомнений быть не может.
Она скользнула на водительское сиденье, но он успел задержать дверцу прежде, чем она закрыла ее.
— Мы должны все обсудить. Здесь, у тебя или у меня дома. Выбирай.
Помолчав, Оливия произнесла:
— Я живу в десяти минутах отсюда.
— Я поеду за тобой.
Держа в поле зрения маленькую голубую машину Оливии, Лукас напряженно думал.
У Оливии будет его ребенок.
Она никогда не спала с другим мужчиной.
За последние месяцы он заметил, что она стала проводить еще больше времени со Стенли, и был уверен, что они встречаются.
А что, если она его обманывает? Селеста лгала столько месяцев, клянясь, что любит его, уверяя, что ужасно хочет детей. Пока он не привез ее на ранчо к своим приемным родителям, пока не рассказал о своем прошлом и не убедился, что она любит детей не больше, чем ореховое масло или сандвичи с мармеладом. Ее привлекал его успех, его дом, его самолет. Она предполагала, что с ним ее ждет шикарная жизнь, с икрой и шампанским. Почему он не понял раньше, что она не принадлежит к тем женщинам, которые могут и хотят справляться с неумелыми детскими ручонками и со сбитыми коленками? Потому что он слишком сильно хотел иметь семью, чтобы сразу же заметить правду.
После разрыва с Селестой он решил, что когда-нибудь усыновит ребенка, это и будет его семья. Но оказалось, что он еще способен испытывать страстное влечение к женщине…
Мим и Уатт, его приемные родители, научили его всему — упорно работать, иметь свои жизненные ценности и быть в ответе за последствия своих поступков. Но такого рода последствий он никак не мог предвидеть. Он прекрасно понимал, что Оливии незачем ему лгать. Если бы это действительно был ребенок Стенли Уиткомба и она любила его, она не выглядела бы сейчас так, как будто весь мир ее рухнул.
Следуя за Оливией, Лукас подъехал к скромному жилому комплексу с большим количеством зелени вокруг. Он сильно отличался от престижного современного комплекса в Скотсдэйле, где находился его дом. Лукас въехал на парковку для гостей и вылез из машины. Они прошли по внутреннему коридору и поднялись по лестнице на один пролет, не произнеся ни слова. Когда Оливия впустила Лукаса в квартиру, он огляделся.
Оливия жила не в роскоши, но ее маленькая квартирка была куда уютнее, чем его большой дом. Софа небесно-голубого цвета с множеством подушек и цветным вязаным пледом, брошенным на спинку, столик из грубо обработанной сосны и плетеный коврик вызвали в нем ощущение тепла и уюта, как будто он оказался в гостиной на ранчо Мим и Уатта. В углу комнаты приютился маленький столик. В кухне Оливии даже двоим было тесновато.
Не успели они войти в квартиру, как Оливия объявила:
— Я не нуждаюсь в твоей помощи и не хочу ее. Сдерживаемое все это время желание заставило Лукаса пододвинуться к ней поближе.
— Если это мой ребенок, то я тоже имею права.
— Иметь права не значит стать родителем. Права не научат ответственности. Я знаю примеры, когда мужчины отстаивали свои права только тогда, когда им было нужно! И если ты даже не веришь, что это твой ребенок…
Он схватил ее за плечо:
— Ты никогда не спала со Стенли Уиткомбом?
Оливия застыла. Смотря ему прямо в глаза, она сказала:
— Нет. Я никогда не спала со Стенли Уиткомбом или другим мужчиной. А если ты мне не веришь…
Инстинктивно Лукас чувствовал, что она говорит правду. Логика подсказывала ему то же самое:
— Я верю тебе.
Внезапно Лукас понял: вот она — семья, которую он так стремился иметь. К тому же, ему не было равных в умении использовать непредвиденные ситуации с максимальной выгодой для себя. Он научился этому еще в молодости.
Когда он наклонился к Оливии, она успела лишь ахнуть от изумления. Воспользовавшись ее растерянностью, Лукас прижал свои губы к ее губам. Ему надо было, чтобы она ответила ему, убедила его, в том, что мысль, за которую он ухватился, как сирота хватается за возможность иметь родителей, вовсе не абсурдна. Он искал ответ на свою страсть, подтверждение тому, что Рождество не было случайностью, моля, чтобы мечта сбылась. И они на какое-то время окунулись в близость, которую оба не смогли забыть.
Когда Оливия все же вывернулась из его объятий, она выглядела еще более потрясенной, чем когда объявляла о своей беременности. Обхватив себя руками за плечи, она спросила:
— Зачем ты это сделал?
Хладнокровие, за которым Лукас прятал свою страсть, вернулось к нему и он спокойно ответил:
— Чтобы доказать, что нас тянет друг к другу. Мы поняли это в Рождество, но боимся себе в этом признаться. Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.