Гарри специально избегал называть Ребекку по имени - в высшем обществе не принято подставлять женщину, и присяжные наверняка это оценят.
- Понимаете, от огорчения я просто забыл о счете.
Председатель пристально посмотрел на него поверх очков. Гарри почувствовал, что где-то сфальшивил. Внизу живота вдруг заныло. До него дошло, что он как-то легковесно выразился о финансовых обязательствах. Это он подзабыл, то не сделал... Конечно, такое поведение нормально для аристократа, но только не для педантичного банковского служащего, поэтому пришлось быстро менять тактику.
- Признаю, что чертовски виноват, ей-богу, и первое, что я сделаю, это исправлю свою оплошность, клянусь. Разумеется, если высокочтимый суд сочтет возможным отпустить меня под залог.
Он посмотрел в лицо председателю. Не было уверенности, что тот смягчился.
- Итак, вы думаете, что после ваших туманных объяснений к вам не останется претензий, обвинения отпадут сами собой?
Гарри решил, что теперь ему надо быть очень осторожным, один неверный шаг и... Он понуро опустил голову, стараясь выглядеть жалким профаном.
- Нет, думаю, обвинения останутся.
- И правильно делаете, - твердо сказал председатель.
"Вот старый пердун, - подумал Гарри и едва сдержал улыбку: настолько точна была его характеристика. - Ничего, сколько ни кочевряжьтесь, а все равно отпустите". И чем больше будут ругать, тем сильнее вероятность, что он не вернется обратно в камеру.
- Еще что-нибудь хотите добавить?
- Только то, что мне очень неловко и стыдно.
- Гм, - скептически крякнул председатель, зато отставник одобрительно закивал головой.
Трое присяжных, не вставая, склонились друг к другу, шепотом обмениваясь мнениями перед тем, как вынести решение. Гарри почувствовал страшное волнение, даже затаил дыхание. Как глупо! Вся дальнейшая судьба в руках этих кретинов. Чего они медлят, ослы? Боже, вот, кажется, что-то решили, больно быстро. Ладно, будь что будет.
Председатель строго посмотрел на него.
- Я думаю, ночь, которую вы провели в камере, явилась для вас хорошим уроком.
Слава богу, неужели отпускают? Гарри нарочито медленно сглотнул слюну, будто комок застрял в горле.
- Вы совершенно правы, сэр. И, клянусь, я сделаю все, чтобы больше туда никогда не попадать.
- Да уж, постарайтесь, это в ваших же интересах.
Возникла небольшая пауза, затем председатель отвел взгляд, обратился к суду:
- Должен сказать, что мы посовещались и, конечно, не поверили всему тому, что наговорил нам этот молодой человек. Воистину говорят: доверяй, но проверяй. Однако, в данном случае, считаем возможным отпустить подозреваемого под залог, чтобы он смог лучше изучить суть предъявленных ему обвинений.
Гарри с трудом сдержал вздох облегчения, ноги стали ватными.
- Гарри Маркс отпускается домой сроком на семь дней при условии внесения залога в сумме пятьдесят фунтов.
Вот она, долгожданная свобода. Свершилось.
* * *
Гарри смотрел на улицы другими глазами, будто провел в тюрьме по крайней мере год. Лондон готовился к войне. В небе плавали огромные серебристые аэростаты, чтобы создавать помехи самолетам противника. У магазинов и учреждений мешки с песком - говорят, помогает от осколков. В парках открыты убежища, все носят с собой противогазы. Люди чувствуют, что опасность реальна, что она близко. Кажется, вся нация объединилась перед лицом мощного, беспощадного врага, нет и следа былой чопорности.
Он не помнил первую мировую войну. Когда она закончилась, ему было два года. В детство он считал, что "война" - какое-то определенное место, ибо часто слышал: "Твоего отца убили на войне". Это было так похоже на "Иди, поиграй в парке, смотри, не упади в реку, мать опять пошла убираться в трактире". Позже, когда он понял, что к чему, любое упоминание о войне было мучительно. С Марджори, женой адвоката, бывшей два года его страстной любовницей, они часто читали стихи о первой мировой, одно время он даже называл себя пацифистом. Потом он воочию увидел чернорубашечников, нагло марширующих по улицам старого доброго Лондона, испуганные лица евреев. Именно тогда его отношение к войне как исторической категории в корне изменилось. Он осознал, что война не просто средство разрешения конфликтов; есть войны справедливые и несправедливые, и иногда просто надо сражаться. В последние годы Гарри с отвращением взирал на то, как британское правительство делает вид, будто в Германии ничего не происходит, как надеется, что Гитлер повернет на Восток. Сейчас же, когда война стала реальностью, он думал о тысячах мальчишек, которые, как и он сам, вырастут и повзрослеют, так и не узнав отцовского тепла.
Но все это будет хоть и скоро, но не сейчас. А пока в небе не слышно гула бомбардировщиков, в столице туманного Альбиона начался на редкость хороший денек.
Гарри решил не показывать носа в свою квартиру. Полиция, конечно, рассвирепеет, что его отпустили под залог, при первой же возможности его постараются схватить снова. Лучше временно залечь на дно. В противном случае можно опять попасть за решетку. Но сколько времени ему прятаться? Неужели всю жизнь придется жить под дамокловым мечом? Что делать?
Вместе с матерью они сели в автобус. Так, надо пока затаиться у нее в Баттерси.
Мать выглядела печальной. Для нее не составляло секрета то, как он зарабатывал себе на хлеб, хотя они никогда об этом прямо не говорили.
- Сынок, прости, наверное, я виновата. Вечная уборка, стирка, готовка, проклятая работа... Я так и не смогла ничего тебе дать.
- Что за ерунда, ма. Ты дала мне все.
- Нет, нет, не говори, иначе зачем бы тебе было воровать?
У Гарри не было ответа на этот вопрос.
Вот они сошли с автобуса, и он заглянул в лавку к Берни, поблагодарить, что позвали тогда мать к телефону, купил свежий номер "Дейли экспресс". Набранный крупным шрифтом заголовок на первой странице гласил: "ПОЛЯКИ БОМБЯТ БЕРЛИН". Выйдя из лавки, он сразу обратил внимание на долговязого полицейского, который крутил педали велосипеда, быстро приближаясь к нему. Гарри охватила паника. Еще пара секунд, и он бросился бы в бега, но вовремя вспомнил, что, когда надо кого-нибудь "брать", Скотланд-Ярд посылает двух агентов.