Выбрать главу

- Я нарочно выжидал, боялся, вдруг они не позволят нам ехать. А я, видите, и киноаппарат прихватил.

Она усмехнулась, не зная, что сказать. Он был до того отвратителен, что уже не внушал и отвращения, просто воспринимался как нелюдь.

- Почему миссис Маккиско невзлюбила Дайверов? - спросила она. - Они были так любезны к ней.

- При чем тут "невзлюбила"? Она там что-то такое увидела. А что, мы так и не узнали из-за Барбана.

- Значит, не это вас так расстроило?

- Ну что вы. - Его голос дрогнул. - _То_ случилось после нашего возвращения в отель. Но теперь мне уже все равно - не хочу больше и думать об этом.

Следом за машиной Эйба они выехали на береговое шоссе, миновали Жуан-ле-Пэн с остовом строящегося здания казино и поехали дальше на восток. Был пятый час утра, и под серо-голубым небом уже выходили, поскрипывая, в море первые рыбачьи лодки. Немного спустя обе машины свернули с шоссе влево и стали удаляться от моря.

- Сейчас мы увидим поле для гольфа! - закричал Кампион. - Я уверен, там это и будет.

Он оказался прав. Когда машина Эйба остановилась впереди, небо на востоке уже было разрисовано желтыми и красными полосами, предвещавшими знойный день. Розмэри и Кампион велели шоферу дожидаться в сосновой роще, а сами пошли вдоль тенистой опушки, огибая край поля, где по выжженной солнцем траве расхаживали Эйб и Маккиско - последний временами вытягивал шею, как принюхивающийся кролик. Но вот у дальней отметины для мяча появились еще какие-то фигуры - впереди можно было распознать Барбана, за ним француз-секундант нес под мышкой ящик с пистолетами.

Оробевший Маккиско юркнул за спину Эйба и основательно приложился к фляжке с бренди. После чего, давясь и кашляя, поспешил дальше и налетел бы с разгону на двигавшегося навстречу противника, если б не Эйб, который удержал его на полдороге, а сам отправился совещаться с французом. Солнце уже взошло над горизонтом.

Кампион вцепился Розмэри в плечо.

- Ох, не могу, - просипел он едва слышно. - Это для меня чересчур. Это сократит мою жизнь на...

- Пустите меня! - крикнула на него Розмэри и, отвернувшись, с жаром зашептала французскую молитву.

Дуэлянты встали вдруг против друга - Барбан с засученным выше локтя рукавом. Его глаза беспокойно поблескивали на солнце, но он вытер ладонь о штанину неторопливым и размеренным движением. Маккиско, которому бренди придало отваги, сжал губы дудочкой и с напускным равнодушием поводил своим длинным носом, пока Эйб не шагнул вперед, держа в руке носовой платок. Секундант-француз смотрел в другую сторону. Розмэри, душимая мучительным состраданием, скрежетала зубами от ненависти к Барбану.

- Раз - два - три! - напряженным голосом отсчитал Эйб.

Два выстрела грянули одновременно. Маккиско пошатнулся, но тут же овладел собой. Оба дуэлянта промахнулись.

- Достаточно! - крикнул Эйб.

Все вопросительно посмотрели на Барбана.

- Я не удовлетворен.

- Вздор! Вы вполне удовлетворены, - сердито сказал Эйб. - Вы просто сами еще этого не поняли.

- Ваш подопечный отказывается от второго выстрела?

- Не валяйте дурака, Томми. Вы настояли на своем, и мой доверитель исполнил все, что от него требовалось.

Томми презрительно рассмеялся.

- Расстояние было смехотворным, - сказал он. - Я не привык к подобным комедиям - напомните своему подопечному, что он не в Америке.

- А вы полегче насчет Америки, - довольно резко оборвал его Эйб. И более примирительным тоном добавил: - Правда, Томми, это все слишком далеко зашло. - С минуту они о чем-то препирались вполголоса, потом Барбан кивнул и холодно поклонился издали своему недавнему противнику.

- А обменяться рукопожатием? - спросил француз-врач.

- Они уже знакомы, - ответил Эйб.

Он повернулся к Маккиско.

- Пойдемте, здесь больше нечего делать.

Уже на ходу Маккиско в порыве ликования схватил Эйба за руку.

- Постойте-ка, - сказал Эйб. - Нужно вернуть Томми его пистолет. Он ему еще понадобится.

Маккиско протянул пистолет Эйбу.

- Ну его к черту, - сказал он задиристо. - Передайте, что он...

- Может быть, передать, что вы хотели бы еще раз обменяться с ним выстрелами?

- Вот я и дрался на дуэли! - воскликнул Маккиско, когда очи наконец пошли к машине. - И показал, на что я способен. Я был на высоте, верно?

- Вы были пьяны, - отрезал Эйб.

- Вовсе нет.

- Ну нет так нет.

- А если я даже глотнул раз-другой, что от этого меняется?

Все больше набираясь апломба, он уже недружелюбно поглядывал на Эйба.

- Что от этого меняется? - настаивал он.

- Если вам непонятно, объяснять, пожалуй, не стоит.

- А вы разве не знаете, что во время войны все всегда были пьяны?

- Ладно, поставим точку.

Но точку, оказывается, было еще рано ставить. Кто-то бежал вдогонку; они остановились, и к ним подошел запыхавшийся врач.

- Pardon, messieurs, - заговорил он, отдуваясь. - Voulez-vous regler mes honoraires? Naturellement c'est pour soins medicaux seulement. M.Barban n'a qu'un billet de mille et ne peut pas les regler et l'autre a laisse son porte-monnaie chez lui. [Простите, господа. Я хотел бы получить причитающийся мне гонорар. Только за медицинскую помощь, разумеется. Господин Барбан не мог рассчитаться, так как у него есть только тысячефранковая купюра. А другой господин забыл кошелек дома (франц.)]

- Француз остается французом, - заметил Эйб, потом спросил врача: Combien? [Сколько? (франц.)]

- Дайте я заплачу, - предложил Маккиско.

- Не надо, у меня есть. Мы все рисковали одинаково.

Пока Эйб расплачивался с врачом, Маккиско вдруг метнулся в кусты, и там его вырвало. Вышел он оттуда бледнее прежнего и чинно проследовал за Эйбом к машине в лучах совсем уже розового утреннего солнца.

А в сосновой роще лежал, судорожно ловя ртом воздух, Кампион, единственная жертва дуэли, и Розмэри в припадке истерического смеха пинала его носком сандалеты в бок. Она не успокоилась, пока не заставила его встать и идти - для нее теперь важно было только одно: через несколько часов она увидит на пляже того, кого мысленно все еще называла словом "Дайверы".

12

Вшестером они сидели у Вуазена, дожидаясь Николь, - Розмэри, Норты, Дик Дайвер и двое молодых музыкантов-французов. Сидели и внимательно приглядывались к другим посетителям ресторана: Дик утверждал, что ни один американец - за исключением его самого - не умеет спокойно держаться на людях, и они искали примера, чтобы поспорить на этот счет. Но, как назло, за десять минут не нашлось никого, кто, войдя в зал, не сделал бы какого-то ненужного жеста, не провел бы рукой по лицу, например.