Выбрать главу

– Курите. – Крупная рука с ухоженными ногтями подвинула ему массивную фарфоровую пепельницу, скрипнув янтарной запонкой по темной полировке стола.

Даниель сжал губами фильтр сигареты и, резко поворачивая большим пальцем колесико зажигалки, поднял глаза на сидевшего напротив министра финансов.

Министр был гладко выбрит, черные волосы на лысеющем черепе лежали волосок к волоску, рубашка сияла белизной на зависть рекламе отбеливателей, узел галстука казался воплощением безупречности, а на поверхность темно-серого костюма не посмела бы сесть ни одна, даже самая наглая пушинка. Но глаза на бесстрастном лице смотрели, словно в прорези маски – столько в них было безысходной тоски.

– Поймите, бесполезно расспрашивать меня о ее врагах. Я, конечно, знаком со многими из тех, с кем она постоянно общалась, но у меня никогда не было ни времени, ни, откровенно говоря, желания присоединяться к их компании. Мы предпочитали встречаться друг с другом без посторонних, только в присутствии родных или давних и близких друзей семьи. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из ее окружения мог совершить... – Министр вдруг тяжело перевел дыхание и отпил глоток минеральной воды из стоявшего перед ним тяжелого стакана для виски. – Разумеется, у нее были недоброжелатели, она ведь актриса, а актерский мир – это беспрестанное столкновение амбиций, творческие люди обидчивы, ранимы, тщеславны. И чем незаурядней, тем труднее характер. А моя дочь была незаурядным человеком, можете мне поверить, даже если не брать в расчет ее актерский талант. Так что желать ей зла могли многие. Но реально причинять зло, не считая обычных театральных и киношных интриг и подсиживания... Вряд ли кто-нибудь действительно способен на это. И потом, ведь у актеров есть прекрасная возможность избавиться от негативных переживаний – все уходит в игру. Главное, чтобы у актера были роли, тогда он может пережить все на свете, уверяю вас.

Даниель вспомнил, что в материалах о министре, которые он изучал, прежде чем пойти на встречу с ним, промелькнула фраза о том, что министра финансов можно, не погрешив против истины, назвать не только самым образованным членом правительства, но и одним из самых умных людей современной России. Впрочем, даже самые умные люди могут заблуждаться относительно своих детей, ведь родительская любовь слепа.

– А что вы можете сказать о ее личной жизни? – спросил Даниель. Министр нахмурился:

– Практически ничего. Она не знакомила меня со своими мужчинами, видимо, среди них не было ни одного, к кому можно было отнестись серьезно.

– И вы даже не знаете, как зовут того, с кем у нее последнее время были близкие отношения?

– Нет, к сожалению. Я считал, что не должен контролировать ее жизнь, не должен ни во что вмешиваться. Теперь-то я понял, что ошибался. К сожалению, слишком поздно... А ведь мне нужно было начать тревожиться за нее еще после этой гнусной истории с ее бывшим мужем.

– Что за история?

На лакированную крышку стола легла пухлая красная папка.

– Я приготовил для вас все материалы. Прочитайте, изучите. Если возникнут какие-то вопросы, звоните мне, буду рад объяснить.

– А что это за слухи о вашем родовом проклятии? – внезапно спросил Даниель, когда красная папка перешла в его руки.

– О чем вы? – изумился министр.

– Я читал в какой-то газете рассказ о том, что в вашей семье за последнее столетие было несколько таинственных случаев насильственной смерти.

– Чушь какая! – отрезал министр. – Что это была за газета?

– Не помню. Очевидно, какой-то бульварный листок, раз это сообщение не соответствует истине.

– Если вспомните, обязательно сообщите мне. Мой принцип – ложь, особенно в прессе, не должна оставаться безнаказанной. Люди слишком верят газетам и телевидению. Растиражированная клевета – это как жирное пятно на одежде...

... Ложечка снова позвякивала в чашке Даниеля. Только чашка была старенькая, синяя с золотой каймой, с едва заметной трещиной возле ручки, а чай пах мятой и еще какими-то травками.

– Нет, сынок, уж я и мальчикам из милиции-то говорила: никого не видела, ни единой души. Да и тихо было этой ночью, даром что с пятницы на субботу, почти никто не ходил, кроме самих-то жильцов.

– Татьяна Тимофеевна, – вкрадчиво произнес Даниель, – а может, вы отходили куда-нибудь? Или отвлеклись, а? Дело-то житейское.

Консьержка – сухонькая старушка неопределенного возраста, кутавшаяся, несмотря на летнюю жару, в серый шерстяной платок, замахала руками:

– Что ты, что ты, сынок! Разве ж это можно! Разве ж я не знаю, что с меня спросится за это.

– Татьяна Тимофеевна. Ведь, если мы не поймаем этого убийцу, погибнет еще кто-нибудь. И в этом будет и ваша вина. – Даниель смотрел на старушку пристально.

Та вздохнула и отвела глаза. Помедлила и нерешительно сказала:

– Только уж ты, сынок, не говори больше никому. Пенсия-то у меня маленькая, а работу сейчас молодые себе найти не могут, не то что старики.

– Никому не скажу, – заверил ее Даниель.

– Сразу после полуночи, как гроза-то началась, я телевизор у себя выключила, потому что, говорят, от грозы он испортиться может. Выключила и взяла вязание – шапку для племянниковой дочки. Стала вязать, и вдруг в сон меня потянуло, прямо ужас. Никогда со мной такого не было! Сплю-то я, как старая стала, плохо и мало – лягу, бывало, и ворочаюсь, и ворочаюсь, а сон не идет. А тут вдруг – глаза так сами и закрываются. Думаю, надо чайку вскипятить, может, дрему-то отгоню. Подумала и хотела встать, да и заснула! Проснулась через час только. Гляжу – дверь-то в подъезде раскрыта, да возле нее от дождя лужа целая натекла. Я заахала, да бегом вытирать.

– Вы кого-нибудь видели? – быстро спросил Даниель.

– Никогошеньки. Закрыла дверь, вытерла лужу эту проклятую – и обратно к себе, в будку. А сон как рукой сняло.

– Значит, кто в подъезде был, вы не видели.

– Нет, сынок. И собака как забегала, не видела.

– Какая собака? – Даниель со звоном выронил ложку.

– Да с улицы забегала, от дождя, поди, пряталась. Да я ее-то саму не видела, только следы грязные. Я их заодно с лужей вытерла.

– А может, еще какие следы там были? От ботинок, от туфель?

Консьержка покачала головой:

– Нет, не было. Только собачьи. Да здоровенные такие. А что ты так взволновался-то, сынок?

Не отвечая, Даниель с отсутствующим видом взял из вазочки круглое печенье, сунул его за щеку и, сделав большой глоток чаю, задумчиво пробормотал вполголоса:

– Никогда бы не подумал, что работа сыщика может оказаться таким испытанием для мочевого пузыря. Бедные люди!

Глава 14

ЧУДЕСНЫЙ МИР ИСКУССТВА

Дверь мне открыла Надя. И, как всегда, без лишних предисловий и приветствий ляпнула:

– Ты откуда такая? Дома не ночевала, что ли?.. Проходи, проходи!

– С чего ты взяла, что я не ночевала дома7 – Потому что представить тебя при свете белого дня на каблуках и в коротком платье у меня лично фантазии недостает. Вечером, на какое-нибудь увеселительное мероприятие, ты это, так уж и быть, наденешь. Но в первой половине дня?! Как там говорил Станиславский, узнав про свадьбу Чехова и Книппер? «Не верю!» Если только ты не решила соблазнить Себастьяна.

– А может, я охочусь на Даниеля, об этом ты не подумала? – хихикнула я.

– Еще не подумала, так что у тебя есть примерно три минуты, чтобы спастись бегством, – утешила меня Надя.

– Вообще-то мне действительно нужен Даниель, – призналась я и в общих чертах поведала ей о событиях прошлой ночи, умолчав, правда, о том, что моя приятельница и мой новый знакомый оба знали убитую актрису и, возможно, могут пролить свет на ее смерть. При упоминании о Себастьяне и шатенке Надя почему-то прошептала себе под нос: «Неужели я была не права?» – а на мой вопросительный взгляд только махнула рукой.