– ..и брак наш распался не по твоей вине, а потому что мы были слишком разные. Теперь я понимаю, что поступила отвратительно. Мне стыдно, правда. Не проходит и дня, чтобы я не чувствовала угрызений совести из-за того, что сделала тогда с тобой. – Она часто заморгала, и слезы, частые, как дождик, закапали с ее ресниц.
«Актриса!» – с холодным восхищением подумал он. А она уже сияла – дождик оказался грибным.
– Сейчас я встречаюсь с одним человеком – очень-очень хорошим, и, ты знаешь, из-за него у меня словно душа очистилась! Я тоже стала очень-очень хорошей! Правда! Ты мне веришь?
Он покорно кивнул, стараясь не засмеяться.
– И я очень-очень счастлива с ним! Как никогда и ни с кем не была! Ой, прости.
– Не стоит, – он с трудом разлепил губы.
– Я узнала про твои проблемы.
«Откуда? Про меня больше не пишут газеты. И общих знакомых у нас совсем не осталось».
– Я хочу, чтобы ты тоже был очень-очень счастлив. Слышишь?
Она взяла его за лацканы пиджака и с силой встряхнула. Лицо ее стало гневным.
– Ты должен взять себя в руки и жить дальше! Все эти уроды – они мизинца твоего не стоят! Ты талант, понимаешь? Ты лучше их всех! Я никому – и тебе самому тоже – не позволю слова плохого про тебя сказать.
«Да, а раньше, когда меня пытались утопить в грязи, не ты ли постаралась больше всех, ты, которая была... Хотя теперь это уже неважно. Бог с тобой, золотая рыбка».
С насмешливой полуулыбкой, словно откуда-то со стороны, он смотрел, как она барабанит кулачками по его защищенной грубым льном пиджака груди, журит и увещевает его, призывает к стойкости и мужеству и еще к чему-то в этом роде – он не очень внимательно слушал, ему это было уже неинтересно.
Кто-то позвал ее, и она, моментально вспыхнув очередной обворожительной улыбкой, унеслась, погрозив напоследок ему пальцем:
– Смотри у меня! Я тобой еще займусь!
... Он закурил очередную сигарету и закрыл разъеденные дымом глаза. Женя стояла у него перед глазами – очаровательная от кончиков ресниц до кончиков туфелек, прелестная в своем полном равнодушии ко всему, кроме себя самой, трогательно беззащитная, несмотря на броню эгоизма и огромный боевой арсенал женских уловок и хитростей.
Мелкая дрожь волной пробежала по его телу. Он хорошо помнил их с Женей последнюю встречу. Ведь с той поры не прошло еще И суток.
Но почему же тогда он совсем не помнил и не мог вспомнить, как ни старался, что происходило с ним после того, как они расстались?
Глава 6
КОНФЛИКТ НА ПРОИЗВОДСТВЕ
Сделав скидку на выходные и на то, что из-за продолжительной и интенсивной работы над предыдущим делом интерьеры детективного агентства набили всем оскомину, общее заседание решили провести в уютной домашней обстановке – на квартире у Себастьяна.
В просторной комнате, потолком которой служило оправленное в стеклянные квадраты летнее небо, пахло свежесваренным кофе, молоком и купленными по дороге горячими кренделями с маком. Я угнездилась в углу дивана с кружкой чаю в одной руке и надкушенным кренделем – в другой и изо всех сил старалась согнать с лица блаженное выражение. Стыдно признаться, но даже зловещее убийство, расследование которого не терпело отлагательства, не могло испортить мне настроения.
Даниель и Себастьян сидели за столом, шелестели бумагами, щелкали клавиатурой компьютера и рассуждали вслух.
– У нас два варианта, – задумчиво говорил Себастьян, медленно перебирая четки. – Либо убийство действительно совершено маньяком, либо убийца только хотел, чтобы его приняли за маньяка, и причина убийства – не сексуальное или какое-либо другое расстройство, а что-нибудь другое: месть, ревность, страх, корысть. В любом случае нам надо понять, была ли актриса случайной или осознанно выбранной жертвой. Маньяки ведь тоже бывают разные. Одни нападают бессистемно, другие охотятся за кем-то конкретным.
– Мне кажется, убийца – любитель чтения, – сказал Даниель, щелкнув зажигалкой. – По-моему, способ, которым была убита Прошина, – явная аллюзия на «Собаку Баскервилей».
– Но там была собака! И предание о семейном проклятии.
– Вот и надо узнать у господина министра финансов, не было ли у них в роду смертей, связанных с нападением волков.
– Все может быть, но меня беспокоит другое. Почему вокруг тела есть волчьи следы, но нет никаких признаков присутствия человека? Дело происходило возле лифта. Натравить животное, находясь на другом этаже, – невозможно. Спрятаться на площадке – негде.
– А может быть, это было не убийство? – спросила я.
Все присутствующие посмотрели на меня с недоумением.
– Ну, может быть, на нее просто напал какой-нибудь голодный дикий волк? – предположила я. – Сбежал из зоопарка, из какого-нибудь зверинца. Или жил у кого-то дома и взбесился.
– Это можно было бы принять за версию. – Себастьян бросил четки на бумаги и сплел пальцы. – Но непонятно, каким образом дикий волк самостоятельно, без человеческой помощи, вошел в подъезд, где есть и домофон и консьержка, да еще самостоятельно поднялся на лифте на пятый этаж. Впрочем, соседей по этажу и консьержку надо допросить еще раз. Вдруг узнаем что-нибудь интересное.
– Но начать, по-моему, надо все-таки с отца. Потрясти его на предмет скелетов в шкафу. – Даниель покрутил в руках карандаш, словно не зная, что с ним делать, а потом зажал его в зубах.
– Только не «потрясти», а очень аккуратно выведать, – возразил Себастьян, с интересом наблюдавший за злоключениями карандаша. – А если мы начнем его «трясти», то немедленно вылетим из следственной группы.
– Какие мы пугливые! – фыркнул Даниель.
– Не пугливые, а осторожные. А ты не прикидывайся глупее, чем ты есть на самом деле. Ведь прекрасно знаешь, что я прав. А «трясти» можно ее друзей и знакомых, да и то только тех, от кого таким способом легче добиться правды.
– Почему-то мне кажется, что таких немного, – позволила себе высказаться я.
Себастьян посмотрел на меня с одобрением:
– Мне тоже так кажется. И Даниелю тоже. Он просто придуряется.
– Насмотрелся полицейских сериалов, – поддакнула Надя.
– Тебя бы в таком сериале пристукнули в первой же серии, максимум – во второй, – огрызнулся Даниель.
– Это почему? – заинтересовалась Надя.
– Потому что первым делом убивают тех, кто действует всем на нервы. И героям хорошо, и зрителям приятно.
– Я вот сейчас как... – угрожающе произнесла Надя, привставая с места.
– Тихо вы оба! – прикрикнул Себастьян. – Ваши бои без правил мне уже надоели! Или мы работаем, или я выгоняю обоих, и продолжайте ваш детский сад где хотите.
Надя и Даниель обменялись яростными взглядами, но благоразумно притихли.
– Ты, Даниель, позвони после восьми Захарову и узнай, нашел ли он убийства, похожие на совершенное этой ночью. Если объект наших поисков – все-таки серийный убийца, то наш эпизод может быть не первым, – продолжал Себастьян. – Надя, ты, после того, как мы все обсудим, на сегодня свободна. А завтра – сидишь на домашнем телефоне, ждешь наших сообщений и поручений – ну, как обычно.
– А можно, я буду сидеть не на своем домашнем телефоне, а на Данином? – вкрадчиво поинтересовалась Надя. Не слишком понятно было, к кому она обращается – к пустой кофейной чашке, к Себастьяну или к самому Даниелю.
Впрочем, ни кофейная чашка, ни Даниель на вопрос никак не отреагировали, если не считать тени улыбки, мелькнувшей на губах последнего. У Себастьяна же вопрос вызвал не вполне объяснимую реакцию. Он поднял брови, потом нахмурил их, скривив при этом рот... И, наконец, закончив мимические упражнения, выдал:
– А.., разве ты не собиралась заниматься домашними делами?