Деймон нахмурился:
– Так ты еще ничего не поняла, да?
– Не знаю, о чем ты. Нет, я не могу выйти за тебя замуж. Деймон, послушай…
У него на щеке судорожно задергалась жилка.
– Лили, я желаю услышать от тебя только одно слово! Всего лишь одно слово: «Да». – Он отодвинулся от нее в самый дальний угол экипажа. – А до тех пор нам с тобой не о чем говорить.
– Это же…
– Лили, ни слова, – резко оборвал ее Деймон. – Я хочу услышать от тебя только одно: «Да».
Ну хорошо, раз он собирается упрямо стоять на своем, она будет совсем молчать. Лили тоже забилась в дальний угол экипажа, и всю дорогу до ее дома они не проронили ни слова.
Так же молча Хокхерст проводил молодую женщину к ее квартире. Лили первой вошла в прихожую и, услышав, как хлопнула входная дверь, стремительно обернулась, готовая выплеснуть на Деймона переполняющую ее ярость. Но в прихожей никого не было. Деймон ушел, не проронив ни звука. Лили залилась горькими слезами.
Хокхерст и Лили стали самой излюбленной темой лондонских сплетен.
Все, начиная от ее собственного брата и кончая Брэндоном Джеромом, дали ясно понять молодой актрисе, что, после того как она отвергла предложение Хокхерста, считают ее неизлечимо душевнобольной.
Деймон оказался прав, предсказав Лили, что всем спектаклям с ее участием обеспечен полный аншлаг. Даже люди, совершенно далекие от театра, выстаивали огромные очереди за билетами, чтобы увидеть актрису, отказавшуюся выйти замуж за «короля гримерных».
Сам же «король», однако, тщательно избегал появляться в своих владениях.
Джеймс передавал сестре, что Хокхерст постоянно появляется в свете – играет в карты в Уайт-клубе или танцует до утра на балах.
Лили очень хотелось спросить у брата, кто те счастливые красавицы, которых Деймон приглашал на танец, но вместо этого лишь желчно заметила:
– Показывает всему свету, что я его не интересую.
– Нет, он показывает всему свету, что не спит с безмозглой дурой, которая, как он надеется, когда-нибудь все же станет его женой.
Лили отправила Деймону записку с просьбой зайти к ней.
Деймон не пришел, ответив ей письмом:
«Я приду, когда скажешь: «Да». Тогда у нас будет о чем поговорить».
Лили сердито скомкала его послание. Неужели слепец не может понять, что она думает не столько о себе, сколько о нем?
Ей так не хватало Деймона. Дни, стремительно пролетавшие один за другим, когда он был рядом, теперь тянулись невыносимо медленно. Лили изнывала от желания быть вместе с Деймоном, в постели и вне ее. «Но ему, – печально думала она, – вероятно, неведомы подобные муки».
Лили с трудом оторвалась от тазика. Ей стало лучше, но незначительно. Вот уже третье утро подряд она просыпалась с головокружением и тошнотой. И это только подкрепляло ее подозрения, что неизбежное произошло.
Как ни скучала Лили по Деймону, сейчас она была рада, что его нет рядом. Он немедленно догадался бы обо всем, как догадалась Труда, сразу же выложившая все Джеймсу.
– Ну, может быть, теперь-то у тебя хватит ума выйти замуж за Хокхерста, – сказал Лили брат. – Ты говорила ему о том, что беременна?
– Нет, – призналась она.
Вероятно, она пошла бы к Деймону, но только ей не было известно, в Лондоне ли он. До Рождества оставалось всего четыре дня, и Хокхерст мог уехать к себе в имение. Впрочем, Лили не очень-то и хотелось разговаривать с ним. Это известие лишь усугубит дурное настроение Деймона, который с новым рвением возобновит свои уговоры.
Лили с горечью гадала, захочет ли он вообще говорить о ее беременности до тех пор, пока она не ответит «да» на его предложение.
Лили расплакалась. Теперь, когда она носила под сердцем новую жизнь, слезы начинали литься по любому поводу. Похоже, она стала такой плаксой, какой раньше была Феба.
Захлестнутая новой волной тошноты, Лили снова склонилась над тазиком.
Дверь в туалетную комнату бесшумно отворилась, но Лили решила, что это Труда.
Содрогаемая спазмами рвоты, Лили вдруг почувствовала, как чья-то рука нежно подхватила ее за лоб, в то время как другая начала ласково поглаживать по спине. Тошнота быстро прошла. Туалетная комната наполнилась ароматом сандалового дерева.
Потрясенная Лили оглянулась.
У нее за спиной стоял Деймон. Его лицо было мрачным, но в глазах светились любовь и сострадание.
Лили порывисто поднялась, торопливо размазывая по щекам слезы. Ее состояние было близким к панике. Что сказать Деймону?
Он смахнул с ее лица волосы, затем ласково вытер большим пальцем слезы.
– Любимая, по-моему, нам пора поговорить о нашем ребенке.
Деймон произнес слово «нашем» с такой бесконечной нежностью, что Лили внезапно почувствовала себя счастливой, какой не была уже много дней.
– Откуда ты знаешь? – всхлипнула она.
Ах да, конечно, ему все рассказал Джеймс. – Я заподозрил это еще раньше тебя, – улыбнулся Деймон. – Тебе стало частенько нездоровиться, твоя восхитительная грудь налилась и начала болеть.
– Ты сердишься на меня?
По виду не похоже, но ей необходимо знать наверняка.
– Из-за ребенка? Наоборот, я рад. Я рассержусь только в том случае, если ты будешь продолжать упрямиться. Но тогда я приду в бешенство. Я не хочу, чтобы мой сын был незаконнорожденным.
– Ты же еще не знаешь, будет ли это сын, – напомнила ему Лили.
– Сын или дочь – мне все равно. Я не хочу, чтобы на моих детях стояло клеймо незаконнорожденных. Вот почему я говорил тебе, что больше медлить нельзя. Давай поженимся и уедем на Рождество в Хокхилл.
Лили больше всего на свете хотелось того же самого, но Деймону придется слишком дорого за это заплатить.
Его глаза, цвета дорогого отборного шоколада, блеснули.
– Любимая, давай поженимся прямо сейчас, и я получу к Рождеству подарок, который так хочу.
– Деймон, я не могу…
– Послушай, Лили, – решительно оборвал ее Деймон. – Если ты откажешься выйти за меня замуж, тебя за это буду проклинать не только я, но и ребенок, которого ты носишь. Только подумай, чего ему будет стоить твое упрямство. Вместо того чтобы войти в этот мир окруженным заботами и любовью, наследником гордого титула и огромного состояния, он родится без имени, не имея никаких прав на то, что должно принадлежать ему. Об этом Лили не думала. Она печально уронила голову.
Деймон взял ее за подбородок, чтобы смотреть ей в глаза.
– Можешь ли ты поступить так с невинным младенцем, особенно если это твоя плоть и кровь?
Нет! Да поможет ей господь! – Лили, ты не имеешь права лишать нашего ребенка наследства. Если это будет мальчик, возможно, со временем он возненавидит тебя за то, что ты сделала.
Деймон прав, и при мысли о том, что его предсказание сбудется, в груди у Лили все перевернулось. Она разрывалась между тем, что лучше для еще не родившегося ребенка и что лучше для его отца.
Поморгав, чтобы прогнать непрошеные слезы, Лили посмотрела в суровые глаза Деймона.
– Любимый, дорогой, но ведь если я выйду за тебя замуж, ты сам со временем возненавидишь меня за то, как дорого тебе придется за это заплатить. Я не смогу этого пережить.
Он ласково провел ладонью по ее щеке:
– Я никогда не смогу возненавидеть тебя, Лили. И что ты имеешь в виду, говоря, что мне придется дорого заплатить за брак с тобой?
– Уважение, положение в свете – все, что ты принимаешь как должное, но без чего тебе станет очень плохо.
– Любимая, хуже всего мне без тебя. – Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. – К тому же, имея такую жену, как ты, я буду вызывать всеобщую зависть и едва ли лишусь уважения света. – Деймон заключил ее в свои объятия. – И свет тебя обязательно примет. Твой дед, твоя и моя тетки готовы оказать тебе всемерную поддержку. Разумеется, нам придется непросто, но все вместе мы непременно справимся.
Лили широко раскрыла глаза от изумления.
– Дедушка согласился помочь? Не могу поверить в это!
– И все же это истинная правда. Он оказался упрямым, но все же не таким, как ты. Обещаю, общество нас примет.