Николай Второй в противовес этому союзу вынужден был заключить Тройственное соглашение России с Францией и Англией (Антанту), одним из пунктов которого было ведение войны со странами Тройственного союза до победного конца. Условиями союза Россия должна была после победы получить вожделенные проливы Босфор и Дарданеллы, а также Стамбул — колыбель Византийского православия.
Заключение Александром Третьим союза Антанты окончательно поставило крест на дружественных отношениях России и Германии, хотя правящие династии этих стран имели довольно близкие родственные связи. Своими недальновидными действиями два последних царя по существу поместили Россию и Германию по разные стороны фронта в Первой мировой войне, что закончилось для одной стороны падением династии Романовых и Февральской буржуазной революцией, а для другой стороны падением династии Гогенцоллернов и установлением в Германии республиканского правительства. Как Германии, так и России не везло с правителями.
Патриарху нестерпимо хотелось курить, но врачи заявили, что у него высокое давление и запретили категорически. Да он и сам чувствовал, что нельзя — очень болела голова. Он сосал пустую трубку, создавая иллюзию курения, и это несколько подавляло его желание.
Спать совершенно не хотелось. Можно бы принять оставленное врачом снотворное, но было боязно. Вождь всегда был недоверчиво настроен к своему окружению, а с возрастом его подозрительность ещё усилилась. Памятуя предсказание старой ассирийки, он не доверял никому из этих, лечивших его, эскулапов. Предстоит еще одна бесконечная и тягостная, бессонная ночь, когда в голову лезут всякие грустные мысли о бренности всего сущего, о ничтожной малости жизни по сравнению с вечностью вселенной. В лучшем случае удастся уснуть только под утро. За окном уныло воет ветер, методично качая деревья с голыми чёрными ветвями, и это ещё больше усиливает ощущения тоски и одиночества…
Настроение, как почти всегда в последнее время, было пакостным, побаливала печень, сдавливало виски, мучила боль в затылке. Врачи уверяли, что против высокого давления нужно принимать специальные таблетки. А как их принимать, когда не знаешь, чего они туда намешали? Конечно, надо бы… Да опять-таки было боязно, хотя и произошло уже два микро-инсульта.
Вождь остро чувствовал, что стареет, что уже нет свойственной ему жёсткой хватки, умения быстро, когда всё было поставлено на карту, находить единственное верное решение, нет уже того несокрушимого напора, перед которыми раньше пасовали его «соратники», эти говнюки, которых он своей милостью сохранил для жизни только из-за их ничтожности.
А какие у него были стоящие, умные враги — Троцкий, Зиновьев, Бухарин, Каменев — интеллигенты, получившие Европейское образование, начитанные, блестяще владеющие искусством риторики. Или этот ненавистный великолепный Тухачевский, породистый, отлично сложённый красавец, синеглазый любимец женщин. Где они? Он переиграл всех, уничтожил их, раздавленных, оплёванных, корчащихся в собственной блевотине. Останки их давно истлели, и никто никогда даже не узнает, где они похоронены.
Каким смелым, устрашающим был Зиновьев, которого называли в Питере «Григорием Грозным». Он с необыкновенной выдумкой, с таким огромным энтузиазмом выполнял для Ленина всю чёрную работу — проводил ночные рейды по квартирам аристократов, крупных чиновников, офицеров, банкиров, а потом всех арестованных без суда и следствия заталкивали в баржи, которые топили в Финском заливе.
Это Зиновьев подал пример фабрикации групповых дел заговорщиков, которые после соответствующей обработки подписывали показания, изобличающие их в контрреволюционной деятельности. Правда, у него получилась «накладка», когда по такому сфабрикованному делу арестовали известного поэта Николая Гумилева, мирно ведущего литературные семинары для пишущей молодежи.
Арест получил огласку, и вся питерская интеллигенция возмутилась. Горький лично обратился к Ленину, и тот ему обещал, что Гумилева освободят. Но оказалось, что этого поэта выпускать нельзя, поскольку он слишком много знал о методах работы ЧК, а сам уже имел, как позже стали говорить, «нетоварный» вид. Поэтому Ленин соврал Горькому, что опоздал, и Гумилева уже расстреляли, а Максимыч сам виноват, что не обратился к вождю раньше.