– Я был у тебя первым, – наконец говорит он.
Моя грудь сжимается от мягкости его голоса. Как будто его губы прижимаются к моему лбу.
– Я почувствовал это, – продолжает он. – Как натянулась твоя кожа. Как ты напряглась.
Я молчу. Не знаю, злорадствует ли он, но я точно знаю, что не знаю, кто он такой, и не собираюсь потакать ему.
– Почему ты хотела их смерти? – спрашивает он меня, меняя тему.
Я должна спросить его о том же. Я не хотела их смерти. Не совсем.
Четыре года назад мой брат думал, что с уходом всадников он обретет спасение. Он думал, что сможет вздохнуть свободно. И, возможно, на мгновение сегодня вечером я подумала о том же. Я устала прятаться. Убегать. Ходить на цыпочках.
Но всегда появляется больше всадников. Это нескончаемый процесс.
Нет, я не хотела их смерти. Я хочу то, что принадлежит им.
– Они ходят вокруг, не делая ничего впечатляющего, – отвечаю я ему, – и все боготворят их, даже зная, как они вредят людям.
Это всегда самые богатые. Самые привлекательные. Парни.
– Ты когда-нибудь замечал, что желания никогда не меняются? – спрашиваю я его, но не жду ответа. – Какими бы образованными мы ни были и какого бы прогресса ни достиг наш вид, мы никогда по-настоящему не эволюционируем. Мы по-прежнему хотим только денег, секса и власти, – я смотрю на себя в зеркало. – У них такое большое влияние, и что они делают? Они напиваются и трахаются. Тысячи лет эволюции, чтобы напиваться и трахаться.
Или они запугивают тех, у кого меньше привилегий, чем у них. Настоящие гребаные герои.
– Что для тебя важнее? – спрашивает он. – Деньги, секс или власть?
Я не могу сдержать улыбку. Он знает, что я так же слабо развита, как и все остальные. Как и любой человек, я тоже примитивна.
– Власть, – отвечаю я ровным тоном. – Я хочу власти.
– Зачем?
– Чтобы они никогда не смогли избавиться от меня.
Мне все равно, если они меня возненавидят. Они могут прогнать мою мать и осквернить память о моем брате, но я остаюсь.
Я иду в свою спальню и сажусь на кровать, прижимая полотенце к телу.
– Ты не спросила о моем мотиве, – его голос становится тише. – Разве тебе не интересно?
– Мне было.
– Больше нет? – спрашивает он.
– Нет, – я качаю головой и опускаю глаза. Я ненавижу то, как мне нравится разговаривать с ним. – Точно так же, как и то, что я не хочу видеть твое лицо.
Я могла бы легко попросить того парня показать мне видео. Мое лицо было закрыто, но его было бы видно.
– Я хочу пройти мимо тебя на улице или в школьном коридоре, или сесть позади тебя в церкви и не подозревать этого, – говорю я ему. – Я хочу стоять за кем-то в очереди в кафе или чувствовать взгляд на своей шее в кинотеатре и не знать, ты ли это, и трахались ли мы когда-нибудь или нет.
– Но я буду знать это, – парирует он. – Каждый раз, когда я тебя буду видеть.
– Тебе это нравится?
– Да, детка.
Я закрываю глаза, и едва слышная нежность звучит более интимно, чем мне хотелось бы.
– Мне приятно знать, что ты будешь видеть меня время от времени, – говорю я ему, – и, может быть, через год или пять, или десять – ты будешь заниматься моими налогами, а я буду улыбаться тебе через твой стол, держа за руку своего парня, и я даже не буду подозревать, что ты был внутри меня. Что однажды – у грязной стены в доме с привидениями – ты обнимал меня и прижимал к себе, и тебе это действительно нравилось.
Его дыхание становится тяжелым, и мне это нравится больше, чем я могу себе представить. Я не хочу знать, кто он такой.
– Ты хочешь, чтобы я был рядом сейчас? – шепчет он.
Я знаю, что если скажу да, он придет.
Я хочу сказать да.
Но что веселого в том, чтобы все упрощать.
– Нет, – отвечаю я невозмутимо. – Увидимся завтра.
Я собираюсь повесить трубку, но тут слышу его голос.
– Не влезай, – предупреждает он меня. – Остался один.
Я замираю. Дориан.
– Нет, если я доберусь до него первой, – отвечаю я.
И вешаю трубку, отключая телефон на всю оставшуюся ночь.
***
Утром я встаю гораздо раньше, чем предполагала. Усталость давит на мое тело, но она приятна. Я чувствую, что заслужила это изнеможение. События прошлой ночи вспыхивают, и я знаю, что должна рассказать все как есть, если кто-нибудь спросит, но сначала мне нужно поговорить с Арден и Прю. Беспокойство ничего не решит, и я не могу волноваться, хотя и склонна к этому. Боль внутри меня продолжает брать верх над всем остальным.