Шустрый так и замер. Ну конечно. Куда без подставы. Куда без нашего всеобщего любимца. И Мишка, видимо, в точности предсказал его реакцию — не зря ведь сообщил о напарнике в последний момент.
— А мне обязательно напарник нужен?
— Уж будь уверен, — ответил Боярин. И впервые за беседу обнажил в улыбке отполированные до блеска лошадиные зубы.
Прокрутив в памяти этот разговор, Шустрый вновь потер лысину рукой.
— Херня, не херня — начальство разберется, — закончил он мысль. — Наше дело заткнуть рты и сделать свою работу.
Жмых только пожал плечами и вернулся к прожевыванию слипшихся макарон. Шустрый поднял свой стаканчик и допил плескавшийся у донышка кофе. Затем скомкал обертку от шоколадного батончика и затолкал в стакан.
— Это все, что ты будешь? — спросил его Жмых.
— Не-а. Не люблю набивать работать с набитым желудком.
— А я, наоборот, голодным не могу. У меня от этого ухудшается координация. Сбивается прицел.
— Ну так че языком мелешь, доедай тогда, — сказал с нажимом Шустрый. — Не хочу сидеть здесь до ночи.
Повторять не пришлось. Жмых в одну минуту собрал с тарелки оставшиеся макароны. Он понимал, что находится на испытательном сроке — после последнего-то раза. В любом случае, лишний раз перечить Шустрому не стоит. Жмых выучил этот урок очень давно: он стоил ему виска, разбитого прикладом «Ругера».
Спустя пару минут они вышли в сырую хмарь, накрывшую провинциальный городок Новореченск, который спрятался от мира в холмах к югу от Ульяновска и западу от Волги. Справа от них кварталы коттеджей и панельных пятиэтажек ползли вверх к вершине холма, слева внизу простирались поля и лес, по которым ветер гнал последние из опавших листьев.
Там, к юго-западу от города, стоит нужный им дом. Жмых мог буквально увидеть его: черная, как смоль, изба, стоящая под стеной деревьев. И на секунду — он мог в этом поклясться — он увидел мелькнувший в лесу огонек.
Достоверность этой детали подтвердить не могу: за бандитами я последовать не мог. Последнее, что я успел подметить — татуировка на затылке Шустрого: «БОГ ЛЮБИТ СИЛУ». Я быстро записал эту фразу в блокнот и принялся допивать кофе. В городе меня уже ждали дела.
О том, что произошло дальше, мне рассказали участники событий и близкие к ним люди. Что-то я придумал сам.
Ведьмина лощина
Темные капли, стучащие по ветровому стеклу. Дворники, жужжа, стирают разводы. Свинцовые тучи заслонили небосвод. До заката солнца еще часа два, но день уже тускнеет.
Ноябрь. Время длинных ночей. Время бесов и колдунов.
Темно-синяя «Лада» пересекла по мосту узкую реку; вода внизу, нефтяного оттенка, шла крупной рябью. За рекой они миновали пригород с домами, почерневшими от непогоды, и выехали в поля. Здесь пелена дождя обступила дорогу вплотную и смотреть стало не на что.
Жмых отвернулся от окна.
— Как думаешь, сколько мы там провозимся? — спросил он.
— Часа три, не дольше, — уверенно заявил Шустрый. — Я все рассчитал. Мы приезжаем туда, делаем дело. Ждем темноты, вывозим клиента в лес. А там дел на полчаса — и мы убираемся отсюда к чертовой матери.
Он вывозил в лес девятерых своих клиентов. Шестерых уже холодными. Последним из них стал Слава Шестаков, он же Кабан; его пришлось пилить несколько часов, чтобы уложить в багажник. Туловище — словно ствол дуба, суставы — могучие корни. Визг ножовки у него потом еще неделю стоял в ушах.
— К вечеру домой вернешься или к своей бабе, — заключил Шустрый. — Ты бабу-то завел?
— Не, — смутился Жмых. — У меня с этим проблемы… с тех пор… Ну, ты понял.
Шустрый вздернул брови.
— Аппарат барахлит?
Жмых сморщился, отмахнувшись.
— Да нет! Просто… Я не знаю, не хочу ни с кем быть, — пожал плечами Жмых.
— Это ты не парься. Это пройдет, — заверил Шустрый, толкнув его в плечо. — У меня тоже было по молодости. Мертвяки во снах приходили. А потом ничего, прошло.
Жмых кивнул, слабо выдавил улыбку.
И все-таки паренек этот не совсем уж пропащий. А если вдуматься, то и не пропащий совсем. Толковый, сообразительный парень, и стрелять умеет, и держать язык за зубами — вот только держать себя не умеет. В миру он был Саша Брагин — но ведь не зря его Жмыхом прозвали.
Он ведь и выглядит, как Жмых. Тощий, сутулый, как битый уличный пес, с растрепанной прической и загнанным взглядом. Таких тяжело уважать.
Мужики, ходящие под Барином, считали, что он получил свое место только за то, что пришелся их начальнику племянником. Шустрый с этим был не согласен: он видел Жмыха в деле и знал, что пацан не промах. Но он также слышал, как парни говорят между собой: если б не связи, Жмыха бы здесь уже не было. Когда у Жмыха сдают нервы, все летит к чертям.