…И тогда соблазн заглянуть в подпол становился почти невыносимым. Когда Василиса оставалась в одиночестве, крышка люка непременно тянула ее взор. Иногда она по часу стояла, глазея на ее квадрат, мечась между страхом и любопытством.
«В конце концов, кто ей расскажет?».
Кто-нибудь, конечно, расскажет. У ведьмы глаза повсюду.
…И все-таки, если сделать это быстро. Одним глазком...
В ноябре, за пару дней до приезда Шустрого и Жмыха, когда беспросветный дождь барабанил в стекла пустой избы, Василиса присела перед крышкой люка на скриплый пол, и потянула крышку, из-под которой хлынула сладость гниения, и заглянула во тьму.
Крик, прокатившийся по дому, заставил черного кота соскочить с печи. Крышка с грохотом опустилась обратно. Василиса отползла к лестнице и уселась на нижних ступенях, сотрясаясь от страха и подступающих рыданий. Она, конечно, подозревала: что-то найдет под люком нечто такое; она не была наивной. Но подозревать и увидеть собственными глазами…
Спустя час старуха вернулась, застав воспитанницу за накрытием стола. Ведьма спросила:
— Как день прошел, девонька моя?
— Хорошо, бабушка, не жалуюсь, — ответила воспитанница.
И ведьма спросила:
— Все дела по дому сделаны?
— Конечно, бабушка.
И ведьма спросила, сощурив взгляд:
— Ты не заглядывала в люк?
— А ты как думаешь, коза старая?!
В конце концов, чаще всего люди выдают самих себя.
Ведьма взвизгнула от боли, когда в левый глаз ей ткнулась раскаленная кочерга, но второй удар, который мог бы ее спасти, Василиса нанести не успела. Чуть-чуть не хватило сноровки. Рука старухи, внезапно растянувшаяся, словно щупальце спрута, выбила кочергу из пальцев девушки, и прибила Василису к полу избы. Другой рукой старуха плеснула себе в опустевшее веко водой и дождалась, пока прошипит пар от затушенных огоньков.
— Предупреждали ведь тебя, девонька, — промурлыкала ведьма.
Кот, наблюдавший за схваткой с печи, спрыгнул на пол, потянулся, зевнул — и пошел по своим делам. Василиса молча проследила за ним. Подумала вдруг отстраненно: как хорошо бы вот так же взять и уйти прочь.
— А ведь могла бы потерпеть, — продолжала старуха. — Я бы сама тебе все показала. Стала бы моей помощницей. Может, даже преемницей.
Она вздохнула:
— Эх, молодежь. Ни на что у вас терпения не хватает. Что делать с тобой будем?
Василиса могла не отвечать. Это был, как говорится, риторический вопрос.
Ты мертв, ты мертв
Взгляните на них. Два человека сидят на тюремной койке, отделенные от мира сотнями метров морозильника. Сотнями метров выпотрошенных туш.
У нее есть причины, чтобы убить его. Ему бы лучше оставить ее здесь умирать. И, тем не менее, они заключили союз.
Во-первых, он рассказал ей: это была ошибка. Этого вообще не должно было произойти. Он должен был выполнить заказ, но услышал не то, и пуля полетела не в того человека. Во-вторых, им грозит более страшный враг. Древняя ведьма, которая закрыла перед Жмыхом дверь в привычную реальность и лишила Василису возможности ходить.
Девушка провела сутки, прикованная к кандалам на чердаке. Три раза в день старуха поднималась туда с ножовкой и принималась за работу. Крики ее не смущали: все-таки услышать их мог только Максим Павлович, который знал, что в такие моменты лучше прибавить громкость на радиоприемнике. Ведьма пилила быстро — но Василиса всегда теряла сознание в момент, когда лезвие доходило до кости.
— А потом, когда я просыпалась, — со слезами рассказывает девушка Жмыху. — Она приносила куски моего… мое мясо и заставляла смотреть, как она его ест. ЗАСТАВЛЯЛА, понимаешь?
Василиса плакала. Обещала исправиться. Уговаривала ее дать ей быструю смерть. Все это веселило старуху. Она довольно посмеивалась, поддевала вилкой очередной кусок мяса, поджаренный в печи и присыпанный солью, и отправляла его на острые зубы внутри дряблого рта.
— Запомни, девонька, — пробубнила один раз старуха, пытаясь одновременно прожевать кусок мяса. — Выкажешь другим свою слабость — считай, предложишь им себя раздавить. Ты показала свою слабость — я тебя раздавила.
Ведьма прервалась, чтобы поковырять в зубах. Вытащила застрявший хрящик от коленной чашечки.
— Признай, что проиграла. Будет легче помирать.
И тем не менее, Василиса продолжала плакать, и обещать, и просить легкую смерть. А разве вы бы перестали плакать и уговаривать, окажись вы на ее месте? С другой стороны, если бы вы стали есть кого-нибудь заживо, неужто отказались бы послушать, как жертва кричит «Нет!»?
Так или иначе, но утром того дня, когда Шустрый и Жмых приехали к старухе с визитом, она не стала браться за ножовку. Вместо этого она вплотную приблизилась к Василисе, которая уже напряглась в преддверии новой пытки, разжала кулак и дунула ей в лицо какой-то розоватой пыльцой. Мир перед глазами девушки помутился, растворился в такой же розовой мгле — а когда он вернулся, то состоял из крохотной камеры и подвала с тушами, исчезающего во тьме.