Шустрый выстрелил. Жертва дернулась, схватив пулю между лопаток, и выронила коробку. Отец Жмыха качнулся взад, вперед, и рухнул, скатившись по крыльцу дома, где вырастет сиротой его сын. Шустрый подошел к нему, сделал контрольный в голову — и снова загоготал, упершись ладонями в колени.
Он не закончил хохотать даже тогда, когда Жмых вышел на подъездную дорожку со льдом в глазах и встал в дюжине шагов от него, занеся тесак. Только сказал, давясь между словами:
— А ты че… думал… он реально твою… люльку нес?
— А че, какая тебе разница? — мертвым тоном ответил Жмых. — Ты б его грохнул, даже если бы он моим телом прикрылся. Ты скажи только: нахера? Присосаться к Боярину?
Шустрый прекратил хихикать и помрачнел.
— Даже если так, — сказал он. — Че, думаешь, не заслужил твой батя? Он бы все бабки ваши с мамкой просадил, если бы Боярин его не заказал. Сам бы в тюрягу сел, еще бы и Мишку сдал. Как думаешь, был бы такой человек тебе нормальным отцом?
— Это не тебе решать!
Жмых метнул тесак. Шустрый вскинул пистолет, но сделал это слишком медленно, будто из чувства долга. Может быть, подвело раненое плечо. А может, Шустрый просто стал медленным. Когда его указательный палец лег на спусковой крючок, лезвие тесака уже отрубило ему мизинец и безымянный.
Шустрый даже не вскрикнул — только схватился за искалеченную ладонь. Жмых подскочил к нему, сдавил горло, прижав к ступеням крыльца, и вдарил ему в челюсть. И еще раз. И еще раз.
— Твою мать, когда же до тебя это дойдет? — цедил он в перерывах между ударами. — Мне бы не пришлось расти среди вас, ублюдков. Я бы не ходил в шестерках у Боярина. Я бы не терпел твои побои и мудацкие наставления. Я был бы нормальным!
Выдохшись, Жмых отпустил бывшего напарника. Подождал, пока тот прокашляется.
— Что, Шустрый, без Боярина ты уже не такой страшный? — спросил он. — Если б не ты, меня б вообще здесь не было. Это все твоя натура психопатская. Если б ты ту бабку не грохнул из-за заначки… Если б не кинул кирпичом в того официанта…
Он заметил, как изменилось лицо Шустрого, и презрительно ухмыльнулся.
— Че, думал, я не сдам, значит, никто не сдаст? Думал, Боярин моего отца продал, а тебя не продаст? Ты просто гнида, Шустрый. Ты тупая гнида. И себя сгубил, и меня хотел прихватить.
Он ждал, что Шустрый будет возражать и отрицать, как он это всегда делал. Но Шустрый снова захихикал. Кровь текла из его сломанного носа и обрубленных фаланг, крася асфальт, а он хихикал. Ну прямо дурки пациент, подумал Жмых.
— Что?
— Если б это был я, Мишка отправил бы только меня, — сказал бандит. — У тебя тоже грешки за душой водятся.
— Не так много, как у тебя.
— Какая, в жопу, разница, больше или меньше. Мы не на конкурсе, Жмых. Ты ведь помнишь, че ты натворил этим летом? Как ты это оправдаешь?
Жмых побледнел.
— Это была ошибка, — повторил он.
— Точно ошибка?
Это спрашивал не Шустрый. Василиса подобралась сзади, подтягиваясь на ладонях, и бандиты не заметили, как она подобралась к ним, равнодушная к холоду, — потому что теперь это был ее мир.
— Я ведь говорил… — начал Жмых, но осекся. Одного взгляда на девушку хватило, чтобы понять: его ложь больше не сработает. Еще один фрагмент пазла выплыл из темной заводи памяти, завершил картину или просто дополнил ее — неважно. Она помнит главное. И она его ненавидит.
— Так это была ошибка?
— Нет… Никакой ошибки.
В конце концов, какой у него есть выбор? Последняя шутка все равно осталась за ведьмой. Пора сбросить маски. Пора дать ответы.
Ответов, которые тебе не понравятся
Жмых подслушал их разговор, выходя на закате из «Купеческого трактира». Диск солнца, налившийся кровью, слепил сквозь стекла пивнухи, и его тепло еще стлалось по земле, прогревая улицы и переулки города. Было начало лета.
Бандит вышел из ресторана, прошел мимо двух девушек, куривших на углу, и сел в припаркованный рядом черный автомобиль — растянутый седан, начищенный, словно туфли пижона. Шустрый, да и вся команда Боярина дружно высмеяла его покупку. Намекнула на то, что он компенсирует. И ладно бы один раз — нет, надо было напоминать об этом при каждой встрече.
Даже сейчас, когда Боярин давал детали заказа, он не смог просто сказать:
— Садись в машинку, поезжай к Шустрому, — нет, мать вашу, ему понадобилось свести вместе большой и указательный пальцы, облепленные пеной, и подмигнуть. Скотина.