— Кто пожаловал? — наконец-то пролязгал старческий голос.
— Мы из пенсионного фонда Ульяновской области, — ответил Шустрый. — Приехали оценить ваши жилищные условия.
Ключ повернулся в замке. Дверь приоткрылась и наружу высунулась хозяйка дома.
Длинный горбатый нос. Иссохшая до желтизны кожа. Глаза — словно бусины на дне древних кратеров, но седые брови, нависшие над ними, были густыми, словно летняя трава. Седые волосы оборачивал красный головной платок.
Жмых сначала подумал: какая же она старая. А затем вдруг сообразил: он ее уже видел. Не саму старуху — рисунки с ней, напечатанные на страницах книжек со сказками из его детства. И он знал, что то же самое вспомнил Шустрый, пусть двух бандитов и разделяли почти двадцать лет.
— Что же сотрудникам пенсионного фонда понадобилось в такой глуши? — спросила старуха дрязглым, но мелодичным голосом.
Шустрый замер на миг, но все же вспомнил сценарий.
— Мы работаем в рамках областной программы «Пенсионерам — новый дом».
— Что за программа такая?
— Программа, по которой мы переселяем пенсионеров в новый дом.
— А если я не хочу переезжать?
— Мы понимаем, что в преклонном возрасте бывает трудно решиться на переезд, — терпеливо ответил Шустрый. Когда было нужно, он умел обращаться со словами. Обычно он использовал этот талант, чтобы всадить пулю в лоб.
— Поэтому мы приехали сюда лично, чтобы рассказать о преимуществах программы, — говорил он. — Это займет не дольше десяти минут. Моему коллеге все равно нужно осмотреть дом, чтобы подтвердить, что вы подходите по условиям.
Жмых уже достал из кармана блокнот.
— Вас зовут Рогова Раиса Борисовна? — спросил Шустрый.
— Верно, так меня зовут, — кивнула старуха.
Жмых что-то черкнул в блокноте шариковой ручкой, повторяя одними губами: «Рогова Раиса Борисовна».
— Год рождения тысяча девятьсот тридцать второй?
— Агась, — ответила старуха и вдруг толкнула дверь нараспашку. — Заходите, коли уж приехали. Негоже говорить через порог.
Бандиты переступили порожек и вошли в полутьму избы.
Внутри избы
В ноздри тут же ударил воздух старого дома — затхлый, заплесневелый, с едва слышной гнильцой. Сгорбленная бабка закрыла за ними дверь.
Они оказались на кухне. Напротив друг друга стояли крохотный гарнитур и печь — настоящая русская печь из глины, выкрашенной в белый, с полукруглым зевом, прикрытым черной заслонкой, и печным углом. В топке хрустела на огне пара поленьев. В углу над печью горела одинокая лампадка.
Между гарнитуром и печью стоял обеденный стол. Полоса света из окна, прикрытого ситцевыми занавесками, освещала массивы еды в мисках, на блюдах и тарелках: пироги мясные, пироги капустные, баранки, жареные перепел и куропатка, летний салат и селедка под шубой.
Что-то здесь не так, понял Шустрый. Внутри росло изумление; под изумлением бурлил страх.
— Ой, смотрите! Будто знала, что кто-нибудь приедет, — всплеснула руками и улыбнулась старуха.
Ее визитеры переглянулись. У обоих мелькнула мысль: «Что она…» — но озвучить ее они не могли.
— Вы одна живете? — спросил Шустрый.
— Давно уже, — вздохнула старуха. — Дети разъехались, у них свои дети. Внуки тоже почти не навещают. А ведь так любили ко мне приезжать, когда были мелкие… Хорошо хоть вы наведались.
— Для нас забота о старшем поколении — приоритет номер один, — сказал Шустрый. — Я к своей матери трижды в неделю наведываюсь. И за сиделку плачу. Она, слава богу, в добром здравии, — он перекрестился. — Но я не хочу, чтобы она лишний раз напрягалась или оставалась одна.
— Вот вы знаете, как заботиться о родных. А мои-то… — и старуха махнула рукой.
Жмых заметил проход рядом с печью, скрытый занавесками—«макаронами».
— Что там, за зана-весками?
— Там мой дом, — ответила хозяйка. — Комната, где я живу. Лестница на чердак и в погреб.
Жмых черкнул для вида в своем блокноте.
— А этот… туалет где?
— На улице. Водопровод обещали, но так и не провели. Зато баня есть, ее сын еще лет двадцать назад построил.
Снова одним губами: «На улице».
— Я осмотрюсь?
— Будьте гостем дорогим.
Жмых отодвинул в сторону занавеску и шагнул дальше в полумрак.
Шустрый сел за стол напротив хозяйки.
— Возьмите чего-нибудь, — предложила она. — Голодны с дороги небось.
Шустрый мотнул головой.
— Спасибо, я не голодный, — хотя рот наполнялся слюной.
Густой запах блюд перебивал даже вонь, шедшую от старухи и ее дома. Никак она не могла приготовить такое, если ей никто не помог. Не дай бог, конечно, Жмых кого найдет. Лишняя работа Шустрому была ни к чему.