-- Не курите, значит? -- сожалеюще сказал Семен и покосился на Лешу. Потом облокотился, сладко зевнул, поежился и замер, мечтательно глядя в огонь. Лицо его затуманилось и приняло то теплое, неопределенное и поэтическое выражение, какое бывает у людей, думающих о чем-то неясном, но очень хорошем. Костер потухал, угли, остывая, подергивались красноватым пеплом; кругом стояла глухая ночная тишина, только наверху, где-то в кустах, позванивая боталом, бродила лошадь.
Леша внезапно поднял голову и прислушался.
-- Идет ктой-то,-- боязливо выговорил он и пересел ближе к Семену.
-- Ерунда! -- сказал Семен и покосился на мое ружье.
Несколько секунд прошли в безмолвии, затем явственно послышался хруст валежника. Семен загадочно посмотрел на меня и напряженно усмехнулся.
-- Медведь, наверно,-- прошептал Леша и еще ближе подвинулся к Семену. Глаза его с расширенными зрачками стали огромными.
-- Полуношничаем, рыбаки? -- неожиданно громко раздался хрипловатый голос, и к костру, как-то сразу обозначившись, подошел пожилой человек с ружьем. Не взглянув на нас, он вытянул ногу к огню и стал, огорченно покряхтывая, разглядывать оторвавшуюся подметку.
-- Ах, будь ты неладна,-- бормотал он.-- Вот оказия, а? Ну что, угадал я? Рыбачите? -- снова обратился он к нам и поднял голову.-- Э-э, да тут знакомые! -- Он улыбнулся ребятам.-- Что же, много наловили?
Семен воровато бросил папироску в костер и строго посмотрел на Лешку. Тот фыркнул.
-- Маловато, Петр Андреич,-- смущенно заулыбался Семен.-- Разве вот под утро что будет...
-- А ну, покажь, покажь... Семен с готовностью вывалил рыбу из сумки.
-- А, стерлядки,-- с удовольствием выговорил Петр Андреевич.-- Ну и хорошо. Мелковаты только.
-- Раз на раз не приходится, Петр Андреич.
-- А конешно,-- охотно согласился Петр Андреевич и задумался. Глядя в огонь, будто уйдя от нас куда-то, он машинально полез в карман, вынул папиросы, закурил, бросил спичку в костер и все так же бездумно проследил, как она горела маленьким ярким пламенем и, погаснув, растаяла, слилась с розовым пеплом.
Был он не стар, но с глубокими морщинами на щеках; губы тонкие, нос длинный и тоже тонкий, лоб -- шишковатый, узкий. Вообще лицо его производило впечатление чего-то жесткого, напряженного. Ружье у него было старое, одноствольное, с перетянутым проволокой прикладом, из сапога с оторвавшейся подметкой выглядывала портянка...
-- А вы что, или на Суглинки идете? -- спросил вдруг Семен.
-- А? -- вздрогнул Петр Андреевич.-- На Суглинки? Почто на Суглинки? Бреду дальше...
-- А то наш механик давеча полную сумку приволок оттуда.
-- Двух щук поймал на дорожку,-- вставил Леша.-- Бо-ольшие щуки.
-- Это Попов-то? -- спросил Петр Андреевич.-- Ну, ему хорошо -- он с собакой. Нет, я дойду до Овшанки, а там полевее, акурат у реки, озерцо есть, маленькое озерцо-то...
-- Около Овшанки? -- задумчиво переспросил Семен.-- Нет, в тех краях не был я... Не приходилось. Я все больше по этому берегу места знаю.
Снова помолчали. Петр Андреевич переступал с ноги на ногу, негромко покашливал. Леша свернулся калачиком возле брата. Ему было очень хорошо, это проглядывало решительно во всем: в уютной позе, в блеске глаз, частой улыбке...
-- Не знаешь, перевозчик у себя? -- спросил Петр Андреевич.
-- У себя. Давеча проплыл вверх. С гармошкой плыли... Гуляют они. Сын женился. Мотьку Медуницыну из второго цеха взял.
-- Это рябенькая такая?
-- Она. Чего он хорошего в ней нашел? Я бы не женился на такой...
-- Ну, ты еще в этих делах не понимаешь,-- усмехнулся Петр Андреевич и повернул голову в сторону перевоза, как бы надеясь услышать гуляние.-- Так гуляет, говоришь, перевозчик-то? А он перевезет ли меня?-- обеспокоился вдруг он,-- Не повезет, пожалуй, а? А то -- повезет, да и утопит? Пьяные, наверно, все...
Семен тоже повернулся в сторону перевоза.
-- Кто ее знает,-- сказал он неуверенно.-- Да вы лодку-то сами отвяжите, да и переедете. У него ведь их три, лодки-то.
-- А и верно! -- Петр Андреевич засмеялся и посмотрел на свой сапог.
-- А тут еще тоже холера! Подошва-то напрочь отскочила. Нет ли веревочки? Иду, понимаешь, темень... О корень споткнулся, будь ты неладна,-только трыкнуло!
Леша вытащил из-за пазухи кусок бечевки. Петр Андреевич взял его, подергал и стал перевязывать головку сапога.
-- Вы на что ловите-то? -- невнятно спросил он.
-- На подонник,-- быстро ответил Семен.-- На миногу.
-- На миногу? Это хорошо, на миногу, она ее любит, стерлядка-то. А тут я иду, смотрю, на той стороне волки воют. Не слыхали? Подрос, видимо, молодняк-то.
-- У наших соседей,-- оживился Леша,-- волк козу утащил. Прямо днем! Коза-то старая была, худая. Как он ее схватил, она мемекнула -- и готова! А он через огород да в поле, да полем, полем в лес... Дядя Федор с топором выскочил, глянул, да как топором в стенку саданет! Так и сейчас в стене торчит, никто вынуть не может...
-- Это верно, было такое дело,-- подтвердил Семен.-- А то еще было: иду я тут как-то с рыбалки, а уж вечер, смеркалось... Так только, немного на закате желтеет, да дорога видна хорошо. И вот прошел я лесок, что за кладбищем -- знаете? -- и будто кто меня толкнул: оборотился я и сперва не разобрал, а после гляжу, возле кустов будто темнеет что и глаза горят, ровно гнилушки. Трое их, значит, сидят и на меня глядят, а у меня ноги сразу встали, как другой раз во сне бывает: хотел бы бежать, да не могу, и потом ошибло. Думал -- конец, но обошлось. Не тронули.
-- Летом они к человеку смирные, не трогают,-- уверенно сказал Петр Андреевич.
-- Дядя Петь...-- начал Леша, взглянул на нас и улыбнулся.-- А ведь мы на вас думали -- медведь. Идет похрястывает...
-- Кто думал-то? -- Семен пожал плечом.-- Сам думал, так на других не вали.
-- Нет, ребятки,-- улыбнулся Петр Андреевич.-- Медведь на огонь не полезет. Хотя и так рассудить: кто тут по ночам бродит? Только медведи да охотники... Тоже охотник? -- обратился он ко мне.-- Может, места здешние не знакомы вам, так пойдемте со мной. Не хотите? Ну-ну... Конешно, всякий ко своему месту стремится. Петр Андреевич посмотрел на звезды, протянул широкую темную ладонь Семену.