— Я не произнесу ни слова, капитан Фиффенгурт, — сказал он.
Фиффенгурт положил руку на плечо Пазела:
— Тебе не обязательно говорить «капитан», когда мы одни, парень. Не мне.
Пазел ухмыльнулся.
— Оппо, сэр, — сказал он.
Был час перед рассветом, когда он вернулся в большую каюту. В комнате было тихо; Джорл и Сьюзит поднялись, чтобы поприветствовать его без лая; Фелтруп дернулся во сне на медвежьей шкуре. Нипс, к его удивлению, лежал, завернувшись в одеяло, в углу, один. Пазел поморщился. С того момента, как он увидел Нипса и Лунджу вместе на Дороге Девяти Пиков, он знал, что впереди их обоих ждет боль. И Марилу. Это пройдет, подумал он. Сейчас его сердце полно ею, но она ушла и не вернется. Это пройдет, а Марила все еще будет там.
Он подошел к адмиральской спальне и проскользнул внутрь. Воздух был спертый, душный. Они убрали сломанные ножки кровати и прибили раму гвоздями прямо к полу. Он улыбнулся. Таша откинула одеяло. Она носила рубашку своего отца как ночную рубашку; в гардеробе их было, должно быть, штук двадцать. Пазел присел на край кровати и коснулся ее руки.
— Таша? О Питфайр — Таша!
Она вся горела в лихорадке. Рубашка промокла насквозь, простыня под ней была влажной.
— Где ты был? — спросила она, просыпаясь. Но ее голос был напряженным, и когда он дотронулся до ее лица, то обнаружил, что у нее стучат зубы. — Почему ты не ответил мне, Пазел?
— Не ответил тебе? Когда?
— Я видела тебя, но ты не хотел говорить. Я слышал, как плакала Марила, но это было... я не знаю где. И птицы. Тысячи и тысячи, и все летят на восток.
Пазел пришел в ужас. Он заставил ее сесть. Ее кожа была как будто только что из духовки. Он нащупал ее фляжку с водой и рывком ее открыл.
— Пей!
Она уставилась на него в лунном свете:
— Ты действительно здесь?
Она смотрела прямо на него, но не была уверена. Он встал, открыл дверь и позвал Нипса и Марилу. Когда он снова посмотрел на нее, она уже лежала на боку.
— Если это ты, Пазел, дай мне одеяло. Я замерзла до смерти.
Она спасла их; она покидала их. Она ненавидела этот мир, который сделал ее частью своей судьбы. Идиотский выбор. Посмотрите, чего мне это стоило. Теперь я умираю и забираю с собой вашу спасительницу, Эритусму.
Боль усиливалась. Холодная боль из глубины ее живота, распространяющаяся наружу. В детстве Таша однажды тяжело заболела: усиливающиеся потливость и рвота свалили ее на час и заставили вообразить смерть. Сейчас она чувствовала совсем другое. Это было больше похоже на блане́, хотя яд икшеля был милосерднее по сравнению с этим. От блане́ было больно одно или два удара сердца. Эта боль продолжалась и продолжалась.
Пазел целовал ее в щеки, задавал вопросы: да, он действительно был здесь. По его настоянию она попыталась сесть во второй раз. Она выпила немного воды, но та обожгла ей язык. Затем резкий свет: Нипс и Марила стоят в дверях, уставившись на нее, у одного из них в руках лампа. Пазел закричал и замахал руками.
— Позовите Рамачни! Позовите Герцила!
Нипс бросился прочь. Фелтруп забрался на кровать, летал кругами и принюхивался:
— У нее нет никакой инфекции. Ни желчи, ни крови. В чем дело, Таша? Кто это сделал, моя дорогая, ненаглядная девочка?
— Я тебя не чувствую, — сказала она. — Фелтруп, почему я не могу потрогать тебя руками?
Марила принесла влажную салфетку, которую Пазел приложил к ее лицу. Если бы только он мог все отбросить, поласкать бы ее, одними руками. Он говорил остальным:
— ...все было в порядке, когда я поднялся наверх... слабеет с каждой минутой… не знает, где она.
Таша закричала. Какой-то орган внутри нее превратился в стекло, затем разбился вдребезги, взорвался. Или же это был огонь, кислота или зубы.
— Она слишком холодная!
— С ее треклятой рубашки капает, приятель.
— Принесите какую-нибудь сухую одежду. Принесите полотенце...
Время расплывалось. Люди разговаривали, а потом исчезали. Герцил и Болуту стояли по обе стороны от нее; перепончатые пальцы Болуту ощупывали ее живот, брюшную полость.
— Нет ни твердой массы, ни припухлости. Таша, ты съела что-то странное?
— Только не я, — сказала она. — Оно все еще дышало. Я не могла просто съесть его живьем.
— Бредит, — сказал Болуту.
Она могла бы сказать это им.