У собак потекли слюнки, когда они проходили мимо камбуза. Фелтруп знал причину, потому что тоже чувствовал этот запах, пусть и слабый: боров с Красной Реки. Мистер Фиффенгурт обещал оставить по унции жира для каждого мастифа, но подарок так и не пришел. Когда Фелтруп упомянул об этом, квартирмейстер выглядел довольно больным и сменил тему.
Внезапно носы обоих животных опустились на половицы, как будто их потянули за ниточки. Фелтруп и Марила уставились на них. Огромные тела собак задрожали.
— Они учуяли запах, — сказала Марила, — но на камбузе ничего такого нет, верно? Смотри, они идут по нему.
Собаки, зачарованные, двинулись вперед. Фелтруп бросился за ними, пытаясь очистить свои ноздри от их пота, дыхания и перхоти. Он принюхался, чихнул, снова принюхался. Затем он удивленно поднял глаза на Марилу.
— Икшель, — сказал он.
Глаза Марилы расширились.
— Два икшеля, вероятно, — сказал Фелтруп, — и не более часа назад.
— Икшели! — воскликнула Марила. — Но их не видели уже несколько недель! Ты уверен?
— Я потратил месяц, вынюхивая их, когда впервые поднялся на борт «Чатранда», моя дорогая. Я охотился за ними неустанно; я думал, что мы могли бы стать друзьями. Ты знаешь, чем закончилась эта попытка. И все же я могу ошибиться в запахе икшель не больше, чем в форме своей лапы.
На перекрестке собаки повернули за угол. Когда Фелтруп и Марила догнали их, они обнаружили, что животные скулят и царапают довольно ветхую половицу. Они не были чем-то неслыханным, эти гниющие доски. В Масалыме бригада была поглощена капитальным ремонтом; только теперь их можно было выделить на такие мелкие работы, а чек-лист мистера Фиффенгурта был огромен. В одном проржавевшем углу доски был зазор в два дюйма: более чем достаточно, чтобы через него мог пройти икшель.
Фелтруп попробовал воздух над дырой.
— Они прошли вот здесь, между досками пола и потолком жилой палубы, а затем по левому борту. — Он снова поднял глаза на девушку, внезапно разволновавшись. — И я должен последовать за ними! Быстро, пока никого нет поблизости! Приподними немного эту доску! Помогите мне протиснуться!
— Протиснуться? Ты шутишь? — спросила Марила.
— Определенно нет! Это большая удача! Могут пройти недели, месяцы, прежде чем мы снова уловим их запах. Даже сейчас он угасает. Я мог бы не почуять его без помощи собак.
— Ты не можешь пролезть в эту дыру.
— Моя дорогая, ты ничего не смыслишь в искусстве извиваться! Были исследования, мы, крысы, можем пролезть в любое отверстие шире нашей головы, если измерять по нижней челюсти...
— Фелтруп...
— Это все, что нужно проверить: оси и отклонение нижней челюсти...
Фелтруп подпрыгнул. Марила просто поставила ногу на дыру:
— Посмотри на свою ногу, глупый осел.
Фелтруп сглотнул. Марила была права: его левая передняя лапа так и не восстановилась после его первой встречи с икшелями. Лорд Талаг и его спутники заперли его в трюмной трубе. Только в последнюю секунду, просунув лапу между трубой и ее крышкой, он избежал удушья.
— Да, да, я попался в их ловушку, — признался он, — но, Марила, ты не знала «Чатранд» в те дни. Все было по-другому. Мы еще не повстречали Диадрелу, не слышали об Арунисе или Нилстоуне и не догадывались, что нам всем придется сражаться вместе, чтобы выжить. Когда лорд Талаг поймал меня, он даже не поверил, что я — проснувшаяся крыса. Но со временем он начал уважать меня — даже поблагодарил за мое мужество и предложил мне услуги своего повара. У них нет причин меня ненавидеть, теперь.
— У Талага не было причин и вначале.
— Но теперь он меня знает; они все знают. Диадрелу называла меня своим любимым другом.
— Они убили и ее.
Быстрый ответ и, безусловно, логичный. Но Фелтруп не собирался сдаваться.
— Убери ногу! — прошипел он. — Кто-то идет! Милый друг, мы должны узнать, сколько икшель осталось в живых, и образумить их, прежде чем они попытаются совершить что-нибудь ужасное в Стат-Балфире.
— Что-то ужасное... понимаешь? Не все изменилось.
Приближался мужчина; Фелтруп чувствовал глухой стук шагов по доскам.
— О, моя дорогая девочка! Любящая, заботливая, материнская Марила...
— Не называй меня так.
До нее не достучаться, бесполезно! Фелтруп закружился по кругу. Он мог ощутить это на вкус, ожог от потери веры, ужасное осознание того, что даже с любимыми людьми речь может оказаться бессильной, а язык — ненужным. «Почему ты плачешь?» — спросила Марила, и Фелтруп укусил ее через ботинок.