Затем Фелтруп ахнул. Он услышал его, тихий и властный голос мертвого. Беги, вот и все, что сказал ему ребенок. И Фелтруп повиновался.
Он спустился на двадцать футов по склону дюны, прежде чем услышал яростный крик Сатурика. Затем раздалось шипение: размытый силуэт копья вонзился в песок рядом с его лапой. Он бежал так, как не бегал с тех пор, как покалечил лапу, перекатывался, когда падал, прыгал, когда приходил в себя. Скорость была всем, скорость была его единственным шансом. Он был быстрее маленьких людей на песке и на веревке. Но не на палубе, никогда. И двое стражников были вооружены луками.
Ветер доносил обрывки их криков. Он не оглянулся. Еще одно копье пролетело мимо него, так близко, что ему пришлось увернуться, когда оно ударило. Затем он добрался до сломанного якоря и начал карабкаться вверх по веревке.
Первый порыв ветра чуть не сбил его с ног. Он замахал когтистыми лапами, и с трудом вскарабкался обратно на скрученный шнур. Икшели были близко позади него, лучники прицеливались. Фелтруп в бешенстве карабкался вверх по веревке.
Чья-то рука сомкнулась на его задней ноге. Сатурик прыгнул в шесть раз выше своего роста, а то и больше. Фелтрупа перевернули вверх тормашками. Он развернулся и укусил, почувствовав вкус крови икшеля, и Сатурик, ругаясь, упал на песок.
Он стал карабкаться быстрее. Песок под ним сменился бурунами, кипящими вокруг Великого Корабля. Падение сейчас было бы смертельным. Но ветер, который чуть не убил его, теперь спасал ему жизнь: выстрелы лучников были заведомо безнадежными.
Он падает! Они перерезали веревку снизу! Закричав, Фелтруп рухнул в море. На мгновение показалось, что он мчится над прибоем, как водорез, собирающийся поймать рыбу. Затем черные очертания корпуса заслонили небо. Удар: красная агония. Волны вскипели над ним, и он закричал, бросая вызов смерти.
Когда волна прошла, он прижался к корпусу, все еще держась за канат, все еще владея своими конечностями. Он взобрался наверх. Ничего не было сломано, и даже боль была чем-то далеким. Новые крики икшелей: они наверняка думали, что он мертв. Стрелы падали вокруг него, но не слишком близко.
Сатурик кричал на своих лучников, оскорбляя их. Фелтруп был в сорока футах над водой, затем в шестидесяти, затем перевалился через перила.
Он оглянулся. Икшели толпились у кромки прибоя, отбегали назад, когда поднималась пена, пытались сделать невозможные выстрелы. Только Талаг остался на вершине холма, неподвижно стоя на каменной стене и наблюдая.
— Видишь ли, Сатурик, выбор есть всегда, — крикнул Фелтруп.
— Паллускудж! Ублюдок! — Сатурик взвыл. — Ты — вонючий труп!
— Не в этом мире, — крикнул в ответ Фелтруп. Затем он повернулся и побежал домой.
Глава 9. РЕДАКТОР СТАЛКИВАЕТСЯ СО СМЕРТЬЮ
Мне лучше выпустить кота из мешка и признаться, что я не всех люблю одинаково. К некоторым фигурам в этом повествовании трудно относиться с теплотой. Говорите что угодно об их воспитании, об их знакомстве с голодом, о плохой компании, в которой они находились в годы становления: они плохие, они отвратительные; и чем скорее я смогу умыть от них руки, тем лучше.
Сегодня утром один молодой человек попытался меня убить. Он был грубым парнем, да и я обошелся с ним не слишком мягко, но не убил; с тех пор я беспокоюсь, что это было ошибкой. Он может избегать меня, даже забыть; но может вернуться с другими, которые знают, как сделать работу.
Было рано, тени в саду все еще были глубокими и многообещающими, мухоловки порхали над крышами. Студенты Академии, едва проснувшись, брели мимо и заворачивали на углу улицы. Я чувствовал себя бодрым, хотя и немного виноватым. Я решил отложить книгу в сторону и отправился на прогулку в сопровождении маленькой собачки и своей древней трости. Были времена, когда я делал такой выбор легко, бездумно. Последние розы сезона срывают с бо́льшим вниманием, чем первые.
Мой несостоявшийся убийца вышел из куста — выпал из него, на самом деле — и смахнул пыль и листья со своей куртки. Он был упитанным, невысокого роста и, возможно, немного косоглазым. Обгрызенные ногти. Борода новичка. Собака завиляла своим дурацким хвостом.
— Профессор! — воскликнул мужчина, словно обрадованный случайной встречей. Он улыбнулся едва заметной улыбкой, на которую я, естественно, обиделся.
— Собака кусается, — сказал я.
— Такое удовольствие! — заявил он, игнорируя мое предупреждение. Его улыбка подразумевала, что у нас уже есть общий секрет. Он мог бы даже нащупать мою руку, но одна была у меня в кармане, а другая теребила трость с очевидным, как я надеялся, намерением.