Выбившись из сил, от усталости и тревоги, Л[осницкий] решился идти домой, думая может быть найти её там. Всё спало крепким сном, когда он пришёл в город. Огни все погасли. Л[осницкий] едва достучался в своей квартире. На вопрос его, дома ли А[нна], старый слуга посмотрел на него с недоумением, видно было, что он не знал или забыл об отсутствии мол[одой] ж[енщины]. Чувство негодования вспыхнуло в сердце Л[осницкого], но скоро смирилось и перешло в беспомощную тоску и мрачное уныние. Молча обошёл он пустые комнаты и сел у окна, не зная, что делать, на что решиться. Предчувствие беды овладело им в эту минуту. Он всё сидел, склонив голову на руку и, ожидая чего-то, пока тяжёлый беспокойный сон не овладел им, заставляя забыть всё, даже самоё горе.
Когда он проснулся, солнце стояло высоко и озаряло город, роскошным своим блеском, сообщая всему радостный вид. Всякий был занят обыкновенной своей деятельностью. Люди работали, покупали, продавали и толковали, особенно много толковали по поводу только что найденного в реке трупа мол[одой] женщины. Предполагалось, что она упала в воду при переходе через реку по узкому мостику, так как труп её нашли подле этого моста и на самой середине, где вода быстрее. Должно быть, у ней закружилась голова, глядя на быстро текущую воду, но бог, который видит намерения и дела людей, знает лучше. Мы же со своей стороны не хотим ни отрицать, ни подтверждать, такого предположения.
***
«Поля, друг мой, выручи меня, спаси меня!»
Письма Достоевского Аполлинарии Сусловой*)
*) Публикуемые здесь письма Достоевского (за исключением последнего от 23 апреля 1867 г.) были взяты при обыске, произведённом в квартире брата Сусловой, в начале июня 1868 г. Эти последние письма Достоевского, написанные ей незадолго до её возвращения в Россию, составляют ничтожную часть их переписки. В записной книжке Сусловой имеются даты их переписки за годы: 1864, 1865 и начало 1866 г. За 1864 г. она получила от Достоевского всего девять писем (от 27 марта, 17 апреля, 16 мая, 3 июня, 11 июля, 2 августа, 2 сентября, 26 сентября, 18 октября); столько же писем написала ему и она (от 21 мая, 3 июня, 23 июня, 4 июля, 9 июля, 3 августа, 5 сентября, 27 сентября, и 29 декабря). За 1865 г. от Достоевского всего шесть писем (13 января, 6 марта, 15 апреля, 7 мая, 29 сентября, 6 октября), от Сусловой же к нему – одиннадцать писем (18 февраля, 3 марта, 6 мая, 7 августа, 13 августа, 13 сентября, 26 сентября, 2 октября, 26 октября, 6 декабря и 15 декабря), и, наконец, за 1866 г. от Достоевского одно письмо от 4 февраля, от неё же к нему два письма: от 2 марта и 9 мая. Надо думать, что записной книжке отмечена не вся переписка, так как печатающиеся здесь три письма Достоевского в книжке отсутствуют. Зачёркнутые автором слова включены в квадратные скобки: [ ].
1.
Вторник [22/10 августа, 1865 г.], *).
Милая Поля, во-первых, не понимаю, как ты доехала. К моей пресквернейшей тоске о себе прибавилась и тоска о тебе.
Ну что если тебе не хватило в Кельне и для третьего класса? В таком случае ты теперь в Кельне одна, и не знаешь что делать! Это ужас. В Кельне отель, извощики, содержание и в дороге – если и достало на проезд, то ты всё-таки была голодная. Всё это стучит у меня в голове и не даёт спокойствия.
Вот уж и Вторник, два часа пополудни, а от Г-на ничего нет, а уж время бы. Во всяком случае, буду ждать до послезавтрого утра, а там и последнюю надежду потеряю. Во всяком случае, одно для меня ясно: что если никакого не будет от Г-на известия, – значит его и в Женеве нет, т.-е. может быть куда-нибудь отлучился. Я потому так наверно буду заключать, что с Г-ном я в очень хороших отношениях и стало-быть быть не может, чтоб он, во всяком случае, мне не ответил, даже если б и не хотел или не мог прислать денег. Он очень вежлив, да и в отношениях мы дружеских. А след., если не будет никакого известия, стало быть, его нет в Женеве в настоящую минуту.
Между тем положение моё ухудшилось до невероятности. Только что ты уехала, на другой же день, рано утром, мне объявили в отеле, что мне не приказано давать ни обеда, ни чаю, ни кофею. Я пошёл объясниться, и толстый нёмец-хозяин объявил мне, что я не «заслужил» обеда и что он будет мне присылать только чай. И так со вчерашнего дня я не обедаю и питаюсь только чаем. Да и чай подают прескверный, без машины, платье и сапоги не чистят, на мой зов нейдут, и все слуги обходятся со мной с невыразимым, самым немецким презрением. Нет выше преступления у нёмца как быть без денег и в срок не заплатить. – Всё это было бы смешно, но, тем не менее, и очень неудобно. И потому если Г-н не пришлет, то я жду себе больших неприятностей, а именно: могут захватить мои вещи и меня выгнать или ещё того хуже. Гадость.