- Неплохо вы оценили мою жизнь, - проговорила Вика.
- Я купил ее у вас, - произнес он. - Возможно, когда-нибудь вы сочтете, что это единственная стоящая сделка в вашей жизни.
- Документы...
- Уверен, что у вас есть собственные сбережения, они нас не интересуют. Так что на жизнь вам хватит. На "Континент" сделали очень высокие ставки - там действительно дуют ледяные ветры. Я лишь вывожу вас из всего этого.
- Вы гипнотизер? - спросила она неожиданно.
- В смысле?.. - Он поморщился. - Наш разговор от подобных выпадов не станет более продуктивным. Ваш залог и есть мои гарантии.
- Залог, деньги... Все равно это не ответ на вопрос, почему я должна вам верить.
- Хорошо, - сказал он после некоторой паузы, - тогда я могу дать единственное, что принадлежит только мне: мое слово.
- Что?! Ваше слово? - Она усмехнулась. - Вы за кого меня принимаете?
И тут же увидела, какой тяжестью налился его взгляд.
- Я еще ни разу не выказал вам своего неуважения, - медленно проговорил он. В его глазах, наверное, красивых глазах, наполненных каким-то непонятным ей одиночеством, появился ледяной блеск явно выраженной угрозы. И вдруг с нотками еле уловимого и поэтому тем более неожиданного достоинства в голосе он произнес: - В моих жилах течет испанская кровь. Хотя я родился, вырос и долгое время служил вашей стране, которую когда-то считал своей. А в Испании слово врага порой ценится дороже слова друга. И я даю вам мое слово.
(Вот они и не обошлись без опереточной патетики.)
Теперь она была сбита с толку. Она смотрела на него и не могла понять, что это - продолжение издевательского спектакля или... та самая ускользающая, призрачная надежда, в которую так хотелось поверить. Может ли она в ее положении полагаться на какие-либо "или"?..
Потом она тихо произнесла:
- Когда я смогу увидеть моих детей?
- Что ж. - Он улыбнулся. Впервые. И стал красивым. - Будем считать, что наши недоразумения улажены, и перейдем к делу.
Она смотрела на него и думала, что этот человек, наверное, сумасшедший. Его совершенно не смущает, что по его вине она оказалась здесь, прикованной к постели, именно он и все эти люди, как грабители и резатели с большой дороги, вторглись в ее жизнь, и при этом он пытается демонстрировать ей какой-то похожий на анахронизм кодекс достоинства.
Гипнотизер.
Слово врага... Нет, ну как вам? В других условиях она б умерла со смеху.
Потом она снова подумала о том маленьком "или" и о теплящейся за ним надежде - ведь все возможно. По большому счету мир вокруг настолько свихнулся, что возможно все.
"Испания... Имеет ли это какое-нибудь значение?"
Она подумала, что когда-то провела в Испании три самых счастливых дня в своей жизни.
* * *
- Браво, Санчес! Вот это разводки. А какие обороты речи - "слово врага"... Нет, вы слышали? - Человек уставился на монитор.
- Он все сделал. Можем поздравить друг друга.
- Великолепно. Как он ее подвел к теме... И слова-то какие нашел. Последний раз я слушал его запись беседы с красноярскими, базарил с братвой "по понятиям"... По-свойски кумекал.
- Что тебя удивляет?
- А здесь... Грамотно. Я боялся, что он сейчас начнет стихи читать.
- Она все же женщина. Мог бы и прочесть. Профессионально...
- "Слово врага"... А полмиллиона долларов - что это за безумная цифра?! Импровизация?
- Не страшно, Гринев, отрегулируем. Главное, что все сдвинулось с мертвой точки.
- Но мы же не собираемся швырять деньги на ветер?
- Разумеется. Не забивай себе голову техническими вопросами.
Гринев все прекрасно понимал - это был отработанный профессиональный подход. На подобных приемах строилась старая добрая вербовка. Поймал человека за руку или изменил привычный ход вещей какими-либо иными способами, посопереживал, выказал, что тебе небезразлична его личная жизнь, его судьба, продемонстрировал некое душевное родство, схожесть миропонимания, чуть нажал - и бери его тепленьким. Все так, но... Санчес молодец. Эта барышня была та еще штучка. Рано или поздно она все равно бы сломалась - дети все-таки главный фактор, но только лишь жестким давлением здесь бы не обошлось. Да и не было у них времени на все эти "рано или поздно". Выходит, опять они обязаны Санчесу.
- Вы больше не считаете, что она выцарапает той, второй, глаза? усмехнулся Гринев.
- Думаю, что, если бы у нее была под рукой синильная кислота, она бы не пожалела плеснуть ей в физиономию.
- Евгений Петрович, - совершенно серьезно насторожился Гринев, - а ведь для нее это был бы выход.
- Теперь уже нет. Но меня беспокоит другое.
Лицо Евгения Петровича Родионова имело красный отлив, но не от водки, как у большинства его сверстников, злоупотребляющих спиртным, - это был ровный здоровый цвет горного загара. Ветер и солнце...
Гринев посмотрел на шефа и увидел, что зрачки его глаз, следящих за монитором, сузились.
- Что же? Что вас беспокоит, товарищ генерал? - спросил Гринев. Он в третий раз попытался подняться со стула, уступив место перед монитором Родионову. Тот жестом снова остановил его:
- Сиди, Гринев, сиди. - И потом задумчиво: - Что беспокоит, спрашиваешь? - Небольшая пауза. - Следи-ка повнимательнее за всеми их дальнейшими контактами. Не нравится мне, Гринев, когда Санчес дает слово.
* * *
Этот разговор состоялся, когда еще на северных склонах любого бугорка и в тенистых нишах можно было найти остатки потемневшего снега, а сейчас уже стоял май, удивительно теплый в этом году. И Вика сидела на деревянной скамеечке под сенью могучего дуба и смотрела на воду. Электрифицированный бассейн с водопадами в саду камней.
- Улетай отсюда, - сказала Вика бабочке павлиньему глазу, - улетай скорее. Это нехорошее место.
Появившаяся на крыльце медсестра Алла поискала Вику глазами, обнаружила и какое-то время пристально смотрела на нее. Ощущая на себе этот тяжелый взгляд, Вика демонстрировала полную беззаботность и расслабленность: еще бы, сегодняшняя утренняя порция ее лекарства пирожных, как не без плотоядного юморка называли они это, составила три продолговатые таблетки нарозина. "Чего, подруга, опять с утра кайфуешь?" Причина, по которой они увеличили дозу, была Вике непонятна и настораживала. Ведь выходило так, что большую часть своего времени Вика должна была проводить либо в эйфории, либо в ожидании наркотической ломки, гнетущем состоянии, когда пользы от нее было мало. Все это, естественно, сокращало "полезное время" между крайностями, когда Вика была адекватной и могла проводить то, что, опять же не без плотоядной застенчивости, они именовали ее "занятиями". Их с Александрой занятиями. Кон-суль-та-ци-я-ми.