До боли закусив губу, Анджело взял в руки пожитки, направляясь к лестнице. Он обернулся на выходе из комнаты, в которой прожил почти двадцать лет.
Ничего не колыхнулось в душе, когда он её осматривал. Лишь мрачная решимость застила ему глаза, направляя вниз.
Его гулкие шаги, когда парень спускался по лестнице, сливались с голосами, доносящимися из кухни:
— Летисия, дорогая, это его выбор. Мы не в праве удерживать его здесь.
Анджело застыл на месте, стараясь не выдать себя.
Человек, которого он считал отцом все эти годы, ласково успокаивал свою жену.
— Я знаю, Горацио, но это так... Печально.
Печально... Какое глупое слово.
Привкус сожаления появился на языке брюнета.
— Все будет хорошо.
Уголки губ парня дрогнули. Он, что, один в этом сомневается?
Стоя неподвижной фигурой, Сэм, ссутулился, словно тяжёлые раздумья, легли грузом на его плечи.
Он давно вынашивал мысль съехать, просто, неутешительная, можно даже сказать неприятная правда, ускорила этот процесс. Догадался бы Самюэль об этом сам? Или предпочел бы ничего не знать?
Собрав все эмоции воедино, а точнее пряча их как можно подальше, парень скривился. Они разговаривали так, будто он умер. Это всего лишь переезд, а уже была разведена драма. Анджело никогда не любил слезы, нытье, жалость. Он был жесток, это и делало его Сэмом — слишком проницательным и холодным для этого мира. Слишком злым и опасным для людей, потому что стоило ему просто завести разговор, так он знал об этом человеке всё. Людей это раздражало. Они не хотели, чтобы он узнал все о их грязном белье. Не хотели, чтобы он рылся в их шкафах со скелетами, но проблема была в том, что он это делал. Не созданный для стыда и сочувствия, он любил это делать. Он обожал это делать – заставлять чувствовать людей уязвимыми перед ним.
Ужасно? Жестоко? Отвратительно?
Подбирайте слова какие хотите и сколько угодно, просто Самюэлю Анджело глубоко плевать на вас и ваши суждения.
Но такой ли он на самом деле, каким хочет казаться? Неужели такой довольно приятный парень способен иметь такую нечеловеческую черствость?
Даже если внутри он был не столь жесток, сколь кажется, однако это давало ему некую власть и контроль над происходящим. Сейчас же контроль был потерян, и это его жутко выводило из себя.
Кому нужна сладкая ложь, если можно сразу сказать неприятную правду? Зато она тут же поставит на место и отрубит крылья мечтателя. Поверьте, это не даст взлететь слишком высоко, а потом разбиться насмерть, падая в острые, как пики, неоправданные ожидания.
Прямолинейность — лучшее лекарство от падения.
Проницательность — друг, помогающий её создать.
Ловко орудуя двумя этими качествами можно превратиться в кого угодно, однако Сэм не знал, кого он выбрал на самом деле.
А выбрал ли?
За маской жестокости умело скрывается ребёнок, но многолетняя стена не дает его обнаружить, пряча уязвленность.
На это были причины.
Он просто был Сэмом, не волнуясь о чужом мнении, не задумывающемся о действиях, сделанных в прошлом. Ведь, не существует множества «если», которые мы навязываем себе здесь и сейчас. Есть только прошедшее, что уже свершилось, закончившись. Но на данный момент, это «если» можно было бы вставить в эту ситуацию, однако парень не хотел.
В умении ждать он был лучшим. Всегда считал, что со временем терпение поставит всех его врагов на колени.
Но сейчас, именно в этот момент, его сердце дрогнуло. Решение было принято сразу же, как только парень узнал правду. Горькую, адски неприятную правду.
Но какой эффект она дала? Обрезала крылья? Невозможно лишить того, чего не было.
Так что же произошло?
Зародилось желание. Желание мести. Желание найти биологических, настоящих родителей.
То, как жестоко они обошлись с ним, не оставило и лучика надежды на иное решение.
Самюэль не верил в любовь – он верил в привязанность и нужду. Он не верил в добро – он верил в корысть. Но также, он никогда не отказывался от желаний и намеченных планах.
Ненависти не было. Нет. Было нечто другое, то, что парень не смог бы объяснить даже словами.
Сэм не любил прощаться — он это ненавидел, поэтому просто прошел мимо, даже не оглянувшись. Тяжелые сумки с вещами бились о его ногу в такт ходьбе.
Парень чувствовал взгляды, горько прожигающие насквозь.
Решительно открыв дверь и выйдя на крыльцо, Анджело вмиг промок. Кроткие капельки начали стекать по подбородку очерчивая силуэт.
Отстраненный и равнодушный – таким его запомнили Летисия и Горацио, когда он уезжал. Но если бы они знали его по-настоящему, если бы пытались понять его, то знали бы, что в тот момент он чувствовал себя стеклом: хрупким, которое может разбиться, даже если упадет с самой маленькой высоты. В эту секунду маска треснула, обнажая суть.