Джесс заглянула в чашку и увидела, что остался лишь один единственный глоток. Самый крепкий и самый приятный. А дальше лишь гуща. Чёрная. Непробиваемая. И в тоже время самая важная и неотъемлемая часть истины этого напитка. Сделав последний глоток и содрогнув от его крепкости, она положила чашку на маленький стоик перед диваном. На нём так же продолжала стоять тарелка с надкусанным печеньем и кучей крошек в придачу.
Эстетический ужас прошел. Но только на пару минут – все её старания оказались напрасны.
Горькое, по-своему неприятное, по-своему приятное, кофейное послевкусие задурманивало разум. Это были по-своему безумные, по-своему гениальные мысли. Смотря как посмотреть. Это было восхитительное чувство. Ни один наркотик не дурманит и не раскрывает разум, как одинокие мысли стеклянного человека.
Эти мысли были ей незнакомы. Джесс не была полоумной девушкой. Но и бунтаркой не была. В трезвом виде она стояла спокойно, как мужчина, с чувством львиной гордости и далека от слепого эгоизма. В пьяном по-разному. Но она изменилась. Крики лёгкого ветра перемен она слышала отчетливо. Это чувство называлось любовь. Но эта любовь была мне ненавистна. Всегда существовало две её разновидности: кошачья и человеческая. Кошачья – это когда просто хочешь на самом деле быть рядом с любимым человеком. А вот любит он или не любит – как повезет. Человеческая – не более чем «либидо», как выразился старина Фрейд. То есть, слепое сексуальное стремление к противоположному полу. Популярная любовь. И слова «Я тебя люблю» означают одно из этих двоих. Жаль, что чаще второе.
«Странные существа эти люди, – сказали бы кошки, – они сами себя-то понимают?»
А влюблена она была в Смерть.
С этими мыслями она просто вышла на балкон, чтобы проветрить буйную голову.
А тем временем, Лидка, окончательно заблудившись в тумане, наконец-то нашла город. А казалось, что он даже не прятался. Но разве мог он прятаться? Разве может одинокий путник заставить открыть ворота могущественного города без одобрения самого места?!
Но Новый Орлеан, как и все города, не любит показывать себя настоящего кому попало. А статус «не кому попало» нужно ещё заслужить.
Идея потеряться в городе, как и все идеи, приходящие в голову Лидке, пришла, когда она посмотрела в окно и ничего там не увидела, кроме густых облаков и дыма охватившего весь город. Сначала ей казалось, даже нет, она была полностью уверена, что Новый Орлеан исчез, как будто его и не было вовсе никогда. Да и был ли он когда-то? Но не прошло и трех секунд, как в ее голову пришло слово, которое все объясняло: «туман». Туманы здесь не такая уж и редкость. Но этот туман отличался от остальных туманов, час от часу сгущавшихся над этим миром. Что-то в нем было не так. Он был настолько густой, что не было видно даже соседнего дома. Да что там соседнего дома, вообще ничего не было видно.
В любой другой день, подобный туман не вызывал бы в ней любопытства. Туман как туман, что в нем особого? Разве что, это была бы причина не ходить на работу. В этом случае, туман бы вызвал короткой чувство радости. Но этот день был не «как всегда».
С самого утра, встав с левой ноги и пролив на руку горячий кофе, Лида задницей чувствовала, что этот день сулит ей «что-то». В данных делах, заднице можно, даже нужно верить. Оно и ясно. Правда обычно встать с левой ноги и уже через несколько минут обжечься утренним кофе не очень хороший знак. Но Лида не была суеверной, только чрезмерно чувствительной, но это ей никогда не мешало. Одевшись и выйдя наружу, она медленными и осторожными шажками пробиралась сквозь улицы. Тот, что бедёт в тишине. Она чувствовала себя тем самым ёжиком в тумане, который собрал все свои вещи в узел и направился на встречу к неизвестности, скрывшись от всего мира за стеной непроходимого тумана. Не было видно абсолютно ничего. Голову вновь заполонили ноющие и истеричные мысли: «Всё исчезло. Ничего этого нет, да и не было никогда». Эти мысли находили себе подтверждение в нулевой видимости. Но окончательно потерявшись, каждой клеткой своего тела испытывая чувство топографического кретинизма, она наконец-то нашла город. Вернее, он сам нашел её. Наверное, он решил, что с бедной девушки хватит всего этого. В один миг, весь туман рассеялся и город показал себя. Дескать, на, смотри, милуйся мною, смертная. И как я тебе?
– Очень красиво, – вслух сказала она.
– Ты что! – донесся неизвестный голос из еще не рассеявшегося тумана сзади. – Такие вещи нельзя произносить вслух, иначе все исчезнет!
– Я просто сказала, что подумала, – тут же обиделась Лидка, которой внезапно хотелось попрыгать со скакалкой из его кишок и выпить вина из его черепа. Ну что с ней поделаешь.