Никто не ожидал от неё такой реакции.
– Да уж, это правда, что-то невероятное, – грея руки об чашку с кофе добавила Лида, – синоптики в шоке.
– Наконец-то здесь настала настоящая зима. Прямо, как в северном городе. А зимой кофе не роскошь, а жизненная необходимость. Так что, Чарли, садись, через десять минут будет готов. – Сказал я.
Она, не протестуя, села и терпеливо ждала предоставленной ей услуги. Тем временем я стоял у плиты и смотрел, чтобы плененное кофе не убежало на край света от меня и от зимы.
– Не так уж это и хорошо, – снова заговорила Лидка,– половина, а то и больше, жителей Нового Орлеана уедет, потому что не привыкли бедненькие к подобному, не то что мы.
– Ну и ладно! Сдались нам эти людишки. Больше свободного пространства всем нам, мизантропам-социопатам, никогда не повредит, – Джесс сделала еще один глоток.
– Ну, это да. Для тебя, депрессивной социопатки, это даже очень хорошо. Да и мне, почему-то, это все больше и больше нравится. Уж не знала, что я тоже социопатка.
– А я в этом не сомневался ни секунды, – решил вставить свое слово я, – ну не могли нормальные люди связаться со мной. А как говорила Раневская, люди, они как свечи: либо горят, либо в жопу их.
– Ну, экватор, куда они благосрочно удрали, не такая уж и жопа.
– Если и там не пошел снег. Снег на экваторе – это уж слишком.
Я налил Чарли кофе, а себе чай.
– А ты разве кофе не будешь? Обычно, ты никогда не отказываешься от возможности получить очередную дозу кофеина. Это довольно подозрительно. Это правда ты? – подозрительно покосилась на меня Чарли.
– Нет, конечно же, – засмеялся от её наивности я, – вот ещё. Я никогда не я. Меня сотни. И каждый из нас на что-то способен. Это не раздвоение личности, а просто многогранность. К тому же, чай с кем попало не пью. Чай – это личное. Пьют его только наедине или с теми, кому доверяешь такую ценную вещь, как душу. Или вообще лучше не пить чай.
– Льстишь, – улыбнулась Джесс, – не боишься, что твою душу продам или обменяю на сто грамм?
– Не боюсь. Потому что черт, который согласится купить мою душу, из-за твоих пьяных дебошей, теперь близко старается к тебе не подходить.
Дальше шел обычный разговор, который ведут девушки, час от часу заглядывающие в наш дом. Поначалу, их не смущало моё присутствие, но стоило мне допить чай и поставить пустую кружку на стол, как на меня уставились три пары глаз. Я расшифровал это как знак, что мне пора уйти. Ну вот, дожили до времен, когда из собственной квартиры выгоняют. Я был в бешенстве! Как бы я – хозяин дома, а они выгоняют меня на холодную улицу. При том, что я отвык от холода и у меня много шансов схватить ангину. И что бы я тогда сказал своей армии, которая собралась воевать, не много не мало, за судьбу мира?
«Извините, но я болен. Не могли бы вы отложить конец света на выходные».
Но возражать им я не стал. Хоть мир упадет, но связываться с девушками, которые вознамерились поговорить друг с другом не стоит никогда. Поэтому я лишь тоскливо вздохнул и вышел на улицу в самой теплой своей одежде: утолщенной футболке.
В таланте моих зубов танцевать чечетку и не следовало сомневаться. Но в тот миг равным им, воистину, не было. Нервы в скулах затвердели и теперь их смело можно было резать – ничего бы не почувствовал. Снег больше не шел. Был только холод, слабый свет дворовых фонарей, безлунная ночь с тишиной, которую нарушали только заклинания вуду соседки с третьего этажа. Дело житейское. Ей, вроде бы, говорили не заниматься вуду по-выходным. Но её это не волнует. Как и меня. А не волнует, потому что собственных челюстей не чувствую и не удивился бы, если увидел их отпавшими на холодном асфальте. И после всех моих страданий, мне даже не причислят звание великомученика! Этот мир слишком несправедлив.
– Холодно, – услышал я за своей спиной.
Обернувшись, я узнал довольно знакомое лицо. Перед моим лицом стояла Смерть. Какая удача.
– Ты пришел, чтобы забрать меня и прекратить мои мучения? – Надежда умирает последней, а пока, пожалуй, умру я.
– Нет, рановато. Ты ещё не заслужил, а потом – пожалуйста.
– Эх, жаль, – я помолчал, а затем, стуча зубами, спросил, – а зачем ты пришел?
Он смотрел на меня. Я на него. Со стороны это выглядело более, чем просто странно и меня это начало раздражать. Но я почувствовал тепло. Я снова понял, как хороша жизнь. Оно наполнило всё моё тело и заставило снова вспомнить о том, что, собственно, Новый Орлеан – южный город.