– О, мне во много раз больше лет, чем самому Паланику. Если честно, то я настолько стар, что даже думаю, что существовал всегда. По крайне мере, я уже так считал, когда встретил первого человека. Плоховатый, правда, из него вышел собеседник, как и из значительного большинства его потомков. Честно говоря, удивляюсь, как люди могут говорить о всякой чуши, лишь бы не молчать? Разве пустой разговор лучше полной тишины? Хотя, иногда, где-то раз в сто лет, встречались те, с кем возможно было разговаривать без приступов рвоты. И всё время, что я живу, я создаю иллюзии. Так долго, что знаю о них почти всё. И чем больше я о них узнаю, тем больше сомневаюсь: не иллюзия ли я?
– К каждому это могло прийти в голову, и ты не единственный.
– Но у людей это не более чем мимолетные мысли, которые они выбрасывают из головы, как какой-то мусор, как будто это тема совсем не стоит размышления. А мне приходится с этим жить.
Я понимающе кивну и спросил:
– Как твоё имя? – Вообще-то, я не люблю узнавать имена, но любопытство в данном деле, превзошло все старые догмы.
– Али.
– Довольно знаменитое имя.
– Да, но, признаться, не совсем приятно, когда в честь тебя названо столько людей.
Я с восхищением уставился на него:
– Так ты тот самый Али?
– К сожалению.
– Очень рад познакомится!
– Да мы уже давно знакомы. Жаль, только, что ты это забыл, Азазель.
– Кто?
– Ой, прости.
– Да, на самом деле жаль, что забыл свою прошлую жизнь.
Следующие несколько минут мы провели в успокаивающем молчании, пока я бессовестно не нарушил его:
– Может, принесешь мне ручку и бумагу?
– Сейчас сделаю!
– Нет, только не иллюзию, как этот восхитительный кофе. Не хочу, чтобы записи исчезли.
– Они все ровно исчезнут. Реальные вещи тоже иллюзии с повышенным сроком годности и гораздо более высоким уровнем сложности производства. И вообще, всё в мире иллюзия. Просто нужно научиться не думать об этом. Так можно стать вполне счастливым человеком.
– Просто принеси мне что-то, на чем и чем можно писать, и что бы оно ни развалилось через минуту.
– Как скажешь.
И не помню, когда он успел перейти со мной на ты. Мой новый знакомый поспешно удалился, оставив меня в одиночестве, которое я долго не испытывал. В этой палатке было тихо. Я и не догадывался, что где-то может быть так тихо. Все звук исчезали, словно и не было их вовсе. Может быть, растаяла очередная иллюзия, пагубное наваждение?
Так или иначе, но моё одиночество скоро разрушил Али, ворвавшись в мою комнату с чёрной тетрадкой и ручкой. Он торжественно передал их мне, как скипетр фараону и отошел в сторонку, махнув рукой, дескать, не благодари. Я бесплатно спас тебе жизнь.
Он развернулся, и было собрался уходить, но резко повернулся ко мне, как будто вспомнил жизненно важную вещь и уверенно заговорил:
– Можно ли поинтересоваться, зачем тебе нужна бумага и ручка? – по его виду было ясно, что он не уйдет, не получив должных разъяснений.
Всегда знал таких. Сам такой.
– Я буду писать, Али, писать. Разве не ясно?
– А что?
– Когда-то давно я был писателем, точнее, считал себя им.
– Твоё давно для меня – как секунду назад. К тому же. Раз считал, значит был. Мы то, что о себе думаем.
– Возможно.
– И ты всё продолжаешь скрывать от меня, что собираешься писать.
– Я скажу тебе вечером, за чашкой твоей восхитительной иллюзии.
– Почему не сейчас?
– Потому что я и сам понятия не имею, что буду писать.
Али понимающе кивнул и удалился. Хвала эволюции, этот кошмар закончился на какое-то время. Хоть Али очень приятный кошмар, почаще бы такие снились. Хоть мне подошли бы и любые подошли. И у самого выхода, кошмар арабский кошмар посмотрел на меня пристальным взглядом. Смотри! Я всё помню.
– Я обещаю, что расскажу, – засмеялся, – экий любопытный. Посмотри, не засни от скуки после тирады перед сном.
Он улыбнулся и ушёл во второй раз. На меня снова нахлынула волна чувств, которые я испытывал, когда Али в первый раз ушёл отсюда. Только теперь оно грозило остаться со мной тет-а-тет гораздо большее время.
Silence.
Мертвая тишина царила в самом странном месте из всех, что мне приходилось видеть. Пытаясь не думать о губительной пустоте, я открыл тетрадку и на первой же странице написал:
«Когда думаешь, что знаешь человека по его поступкам и повадкам, ты заблуждаешься ещё больше чем в собственной свободе выбора. Нужно уметь слышать то, что он не говорит. Внимательно прислушиваться, когда он врёт. Только во лжи можно отыскать всю правду о нём».