Наверное, они просто не стояли никогда перед подобным выбором, хотя часто думали об этом. И я оказался единственным.
И все же, я предпочел дом, где меня ждут, бесконечности, которой я не нужен.
Казалось, когда выбор сделан и я возвращаюсь в палатку, где я заснул, больше не будет подобных путешествий. Но вскоре, к счастью, оказалось, что я ошибся. Ведь только место, которое, казалось, ты знаешь, как свои пять пальцев, может по-настоящему тебя удивить. Что, собственно, оно делает до сих пор…
Проснулся я от лучей солнца, которые нагло ворвались в мою палатку и нарушили мой покой. И где теперь мое право на личное пространство? Никогда не думал, что буду дискриминирован солнцем.
Так или иначе, но мне все же пришлось вставать.
Нет ничего лучше зимнего утра в Новом Орлеане, когда из окна доноситься и звуки уличного саксофона, и летит на встречу свое судьбе аромат кофе со сливками, которому все ново орлеанцы радостно кричат «Hellow!», а потом грустно добавляют «Good bay»… И нет ничего хуже утра в люое время года, в любом месте земного шара, даже самого желанного, когда тебе не дали выспаться.
– Черт, черт, черт! Как же меня всё это достало! – подымаясь с кровати в своей квартире, говорил я окружившим меня стенам.
На самом деле, речь моя была более пламенна и непристойна, но будем соблюдать цензуру.
И тут, неожиданно для себя, стоя у плиты с варящемся кофе, я понял, что нахожусь в своей квартире.
Нет! Этого не может быть! Значит, все эти чудеса, происходившие со мной в последнее время и забившие до крови мою больную голову – сон?! Такого никогда не было! Как? Почему?
Я чуть не расплакался. От позора меня спас голос Чарли.
– Или скорее, ни то на работу опоздаешь.
Я окончательно вошел в уныние. Работа! Ненавистна работа! С ней, как казалось, покончено навсегда. И я, от избытка эмоций, закричал. На мой отчаянный рев пришла посмотреть вся округа. Точнее, Чарли пришла посмотреть что, да как. И, если получиться, успокоить маленького ребенка, случайно забредшего в её дом.
– Чего разорался? Кошмар приснился?
– Нет, очень хороший сон, но, к сожалению, я проснулся и осознал, что живу в совсем другой реальности.
– С просвещением! – с издевкой сказала она, что аж стало тошно, – но долго не горюй, тебя Али ждёт.
Я не поверил своим ушам. Все-таки, я сошел с ума.
– Что? – тупо переспросил я.
– Говорю: иди, тебя Али ждёт.
– Но ты сказал, что мне надо на работу.
– Ну да, а разве, это не твоя теперь работа: быть воином зла и строить планы по уничтожению мира. Только десяти будь дома.
– Конечно, не работа. Работа от слова «раб». Уничтожение мира – это так, хобби. Работа – это такое ненавистное место, где тебе платят зарплату, чтобы ты мог купить бензин и добраться до работы. А ещё на хлеб с водой, чтобы с голоду не подох и мог работать больше.
Я усмехнулся. Она улыбнулась и в ответ сказала:
– Уж не подумал ли ты, что из-за того, что мы перенесли свое войско в Новый Орлеан и его окрестности, занимающие пол Америки, всё, что с нами произошло – сон?
– Нет, конечно! – быстро соврал я, – просто по-настоящему хороший сон приснился, – и я не врал, хотя, это уже смотря, что брать за правду, а что нет.
– Конечно, конечно, – я получил дозу саркастического взгляда и кивка, – ладно, давай быстрее. Ты на самом деле опаздываешь. И сразу предупреждаю: всё, что ты видишь – реальность. Ну что, страшно?
– Очень! – я улыбнулся и вышел за дверь.
Там было полно народу. Все ходили, шныряли туда-сюда. В кои-то веки, Новый Орлеан стал пристанищем для всего живого и неживого человечества. У меня сразу возник вопрос: где они все так разместились? Но, видимо, нашли способ.
Я прошел по давно знакомым мне улицам, которые, на моей памяти, никогда не были так переполнены. По старым дорогам и тайным ходам, я вышел на Бурбон стрит. А уж здесь царит полный разврат. Если раньше отдельные кадры демонстрировали свои женские достоинства по ночам и то, только за бусы, то теперь они делали это абсолютно бесплатно, да ещё сред бело дня!