Ожидание мучительно. Кажется, и ноги онемели, и холод пробрал до костей, и в горле запершило. Кашлянуть тянет. Да нельзя. Еще хуже чих. Я беспокоюсь за Семена Лапина. Он у меня из чихающих. Как только терпит, не представляю себе. Подумал и самому страшно захотелось кашлянуть. Защекотало в горле, закололо. Стал торопливо глотать слюну. Не помогло. Залез пальцем в рот, поскреб чуток. Вроде, легче стало. Но только на минуту. Опять началось, пуще прежнего...
И вдруг выстрел. Не свист Карагандяна, которого я ожидал, а выстрел. Недалеко от забора. Один, другой. Третий...
— За мной.
Надо было подождать все же свистка — неизвестно, кто стрелял, может, бандиты. Но мы уже выскочили из укрытия, перебежали дорогу и полезли на забор. Сырой, намокший от недавних дождей, он осыпался под руками, распадался комьями. Только ухватил пятерней гребень, а он — в муку. Вместе с землей полетел назад, на тротуар. Поднялся и снова на забор. На этот раз попался участок посуше и выдержал. Оседлал его. Глянул в темень. Ничего не видно. Одни вспышки выстрелов. Прыгнул вниз. Угодил на кусты — колючие и жесткие.
Куда теперь бежать? Неизвестно, что происходит на кладбище: кто в кого стреляет, с нашими бьются бандиты или между собой передрались. По-видимому, все-таки в Маслова и Карагандяна. Значит, надо выручать ребят.
Выстрелы на центральной дорожке — так ориентировочно определяю по звуку и огню. Как вот только добраться до нее. Первый шаг — могила. Прямо рукой ткнулся в крест. Обогнул. Опять могила. Влево. То же самое. Лес мертвый. Стал петлять между крестами и камнями.
Бегу, спотыкаясь, задеваю ногами за изгороди и комья дерна. Думаю: почему все-таки не дал сигнал Карагандян?
Что рассказал Карагандян
Позже, когда мы были уже в отделении и кончился вторичный допрос Перца и Длинноногого, Карагандян рассказал, как все произошло.
Разведали они с Масловым все кладбище еще днем. Карагандян ходил один, глазел на кресты и надгробные памятники. Маслов прицепился к какой-то старушке, вроде родственника, и, поддерживая ее под руку, совершал экскурсию. Бабуся тут все знала, каждую могилу. Историй всяких порассказала, не упомнишь. И про злодейски умерщвленных младенцев, и о повесившейся от неразделенной любви девице, и о девяностодевятилетнем старце, душу которого потребовал бог. Истории мало занимали Маслова — он оглядывал могилы, подбирая местечко поудобнее, где можно было бы вечером засесть. Главное, поближе к склепам. В склепах собирались бандиты. Следы сборищ заметил — бутылки из-под вина, окурки папирос, смятую бумагу. Не особенно таились налетчики, чувствовали себя на кладбище, как дома. Днем, правда, не появлялись. Маслов, во всяком случае, не встретил ни одного подозрительного лица. Да и вообще мужчины по кладбищу не ходили. Одни женщины. И тех по пальцам перечесть можно.
Два или три места Маслов облюбовал для засады, Карагандян одобрил, предложил разделить посты: один за церковью, ближе к часовенке. Считал, что ворюги не пойдут через ворота, а проникнут на кладбище по тропе, которая вела к забору. В заборе виднелся лаз, от него легко проследить каждого, кто направится к склепам. Второй пост должен находиться в двадцати шагах от самого большого склепа. Именно в нем удобнее всего собраться банде, так решили ребята.
Обсуждали долго преимущества и недостатки намеченного плана и так же долго осматривали места будущих засад. В этом, наверное, и была главная ошибка разведчиков. На кладбище они, вроде, никого не заметили, а вот их кто-то взял на прицел. Иначе чем объяснить осведомленность бандитов, начавших первыми бой.
Как только стемнело, Маслов и Карагандян проникли снова на кладбище со стороны улицы в том самом месте, где спустя некоторое время перемахнул и я с ребятами, почти ползком добрались до церкви и здесь разошлись в разные стороны.
До двенадцати никто их не тревожил. Наведалась дважды бродячая собака, рыскала по могилам и склепам, подбирая оброненные днем крохи. Карагандян пугнул ее легонько — огрызнулась. Это насторожило его — еще загавкает, — решил не связываться с собакой, пусть хозяйничает себе.
К полуночи кладбище ожило. Засвистели. Сначала в дальнем конце, потом у сторожки. Но к церкви и склепам никто не приближался. Карагандян обратил внимание на первый и второй сигнал. Они показались ему разными: один как бы спрашивал, другой отвечал. И отвечал у сторожки. Тут-то и мелькнула у него мысль — сторож оповещает бандитов, переговаривается с ними. А что, если он заметил днем незнакомых людей или, больше того, проследил за ними и теперь дает знать банде об опасности. Вся операция может пойти насмарку.