Стригун поднялся на паперть, притулился к двери, ближе к теплым старушечьим платкам; скрыл себя от ветра за каменными стенами портика. Отсюда он мог изредка выглядывать, целить глазом в площадь, где должен был появиться Полосатый. Обычно тот шел со стороны Новой улицы, огибал справа тротуаром церковь и, перешагнув арык, направлялся к паперти. Умел возникнуть из темноты за десять-пятнадцать минут до окончания службы, якобы приходил за кем-то, за бабушкой или матерью, чтобы проводить до дома.
В церкви пели. Батюшка дотягивал вечерню. Старушки беспокойно задвигались у входа, готовясь отступить, дать дорогу потоку, что устремится сейчас на паперть. Посторонился и Стригун. Кинул взгляд назад на площадь, с надеждой и страхом — знают или не знают о его судьбе дружки. Кинул взгляд — и сердце забилось радостно. По тротуару шел человек в темном пальто с поднятым воротником. Переступил арык, повернулся лицом к церкви. Он — Полосатый. Значит, все в порядке...
Наблюдавшие издали Маслов и Карагандян тоже увидели человека, но приметить что-либо особенное в нем не могли — темно, да и расстояние большое. А он подошел к паперти, чуть приподнял шапку меховую, перекрестился и застыл в набожной позе — руки переплетены ладонями на животе, взгляд устремлен в желтый просвет над головами старух. Так неподвижно он простоял минуту-две всего лишь, но за это короткое время успел заметить прижавшегося к стене Стригуна, понять, что тот ждет его. Не торопясь, поднялся на ступеньки, примкнул к группе женщин.
Народ повалил на паперть. Вынеслось горячее дыхание из двери и затуманило портик. С толпой двинулся на площадь и Стригун — два раза мелькнула его светлая шапка над женскими шляпками и платками. Сейчас он, если увидел Полосатого, свернет влево под высокие стрельчатые окна, в тень. Если не заметил, направится через дорогу, прямо к угловому крыльцу, где ждет его Маслов. Свернул. Последний раз засветлела его шапка в огне свечей и растворилась. Сгинула вроде.
Маслов вынул наган и подтолкнул локтем Карагандяна — делай то же.
— Возьмем прямо у церкви.
Они спустились с крыльца. Пошли в сторону Ассакинской, пересекли ее и оказались в потоке лунного света, падавшего с неба, уже очистившегося от облаков. Наперерез им спешили женщины и старики. Маслов и Карагандян прибавили шагу, чтобы слиться с толпой, не быть на освещенной улице приметными тенями. Со старухами вместе добрались до тротуара и здесь замешкались, пропуская впереди себя людей. Затаились в тени деревьев, и едва толпа растеклась, стали следить за Полосатым и Стригуном. Смотрели пристально, напрягали до боли глаза. В тени угадывалась только одна светлая шапка. Второй, темной, не было.
— Что за ерунда, — нервничал Маслов. — Где же Полосатый?
Ему не терпелось взять поручика, а тот, как назло, не появлялся в условленном месте.
Минут пять прошло. Белесая шапка Стригуна маячила под окнами в одиночестве. Потом он вдруг оставил свой пост и побежал к паперти.
— Фью! — досадливо присвистнул Карагандян. — Кажется, и Стригун сгинул.
Маслов стиснул в руке револьвер и прыгнул через арык:
— Ну, этого я не упущу!
Обычно Стригун находил человека с поднятым воротником за углом церкви. Тот, почти прислонясь к стене, ждал появления связного. Сегодня порядок нарушился. Под окнами никого не оказалось. Стригун не столько удивился, сколько напугался — видно, Штефан изменил условия встречи. Теперь иной порядок, неизвестный Стригуну. Больше того, вместо прежнего связного должен придти другой, и тот и другой опознает его, изобличит. А это равносильно смертному приговору.
Первое, что пришло на ум Стригуну, — скрыться. Бежать, пока не поздно. Он знал, где-то рядом затаились милиционеры — два здоровых парня. Можно податься к ним. Под их защиту. Это, пожалуй, вернее, надежнее. На воле Штефан найдет, под землей найдет.
Стригун уже сделал шаг в сторону Ассакинской, когда на паперти увидел человека с поднятым воротником. Он делал едва заметные знаки рукой — звал, кажется.
Зачем? Почему не идет сам? В тень. Здесь удобно и надежно. Или заманивает. Какую-то долю секунды Стригун раздумывал. Взвешивал — что выгоднее? В сущности, он для того и пришел к Сергиевской церкви, чтобы встретиться с Полосатым. Порядок изменился, но, возможно, не по вине человека с поднятым воротником — обстоятельства диктуют. Надо идти на паперть. Будь что будет.
Почти бегом, чтобы не упустить Полосатого, он кинулся к паперти. Успел ухватить взглядом спину, когда она мелькнула среди старушечьих платков и скрылась в проеме двери. Полосатый вошел в церковь.