— Ах, да! Нашелся. Верно, нашелся... Только его никто не воровал. Дочь на ковре под кроватью обнаружила. Упал, видно. Бывает...
Плахин огорченно вздохнул: не повезло. Самая обычная история. Потеряли — нашли. На лице его выразилась такая откровенная досада, что хозяин даже посочувствовал:
— Ввели вас в заблуждение... Извините. Понимаю, беспокоились, искали... Похвально.
Плахин уныло, без всякой уже надежды, повторил свой первый вопрос:
— Из остальных вещичек, значит, ничего?
— Ничего.
— Дочка ваша не искала на базаре?
— Дочка? — Хозяин вскинул изумленно брови. — Моя дочь! — Удивления его Плахин не понял, и чиновник с подчеркнутым недовольством пояснил: — Видите ли, моя дочь не ходит по базарам. Не ходит. Никогда!
— Ясно, — рассеянно заморгал глазами Плахин. — Все ясно...
Он повернулся и осторожно, чтобы не наследить грязными сапогами, вышел на террасу.
— Причем, она сейчас больна и вообще не появляется в городе, — продолжал объяснять хозяин, шагая за гостем и оценивая каждое его движение. Следы все же оставались на половике.
— Больна, — автоматически отреагировал Плахин. — Погода такая, все болеют.
— Нет, она серьезно больна. Лежит в госпитале... Тут не простуда...
— Ясно, — согласился Плахин и отворил калитку.
Уже на улице, чувствуя себя почему-то виноватым, добавил:
— Такое дело... Думал, нашлось что... Извините.
— Пожалуйста.
Хозяин захлопнул створку и щелкнул замком.
Елисеев выслушал Плахина и изрек задумчиво:
— А история-то не простая. Совсем не простая...
Посмотрел на меня, на улыбку мою насмешливую, растолковал:
— Не пропадал перстенек, а рук сменил несколько. Чудо прямо. Прошел долгий путь и вернулся к своему хозяину. Зачем бы это? А? Думай! Думать, братец, надо. Учиться думать. Без того не побьем врага...
Снова неудача
Увидел ли я в эту ночь Штефана, точно сказать не могу. Сейчас мне кажется, что видел. Даже представляю себе распахнутое в зимнюю ночь окно и его силуэт в проеме. Шинель, фуражка, такая же, как и у меня, рука, протянутая в комнату, и в ней вспыхивающий выстрелами браунинг.
Прежде мне думалось, будто приметны были лишь вспышки огня, от которых берегся за косяком двери. Последнее вернее, вряд ли разглядишь в такую темень стрелявшего. Впрочем, впечатление осталось, значит, что-то я видел.
В ту минуту мы считали Штефана пойманным. Твердо считали. Дом окружен со всех сторон. Окружен не буквально. С трех сторон отряд наш, четвертая сторона берег Бозсу. Холодная, ледяная вода подступает к самой стене. Это тоже часть окружения. Канал под прицелом винтовок, и они готовы прощупать пулями каждую пядь от одного до другого берега. Никаких потайных ходов не было, уйти нельзя, если не призвать на помощь сверхъестественные силы. В них мы не верили. Не верила и банда Штефана.
Никогда атаман не выводил на дело такое большое число сподручных — двадцать четыре человека. Предстояла большая работа — дом двухэтажный, много жителей и, главное, — много золота и оружия. Оружия, которое заказал Полосатый.
Налет был совершен в час ночи. Штефан ввел в подъезды и сараи своих людей еще с вечера, приказал ждать сигнала. Он прозвучал в половине первого. Сразу же замяукала кошка. Одна, другая. Мяукали долго, надрывно. Выведенные из терпения жители стали выглядывать по одному. Обратно они уже не вернулись. Мы их нашли потом в сарае связанными, с кляпами во рту. В открытую дверь бандиты проникли внутрь дома. По давно принятому в банде обычаю, всех жителей согнали в дальнюю комнату, заперли. Шайка приступила к «работе». Грабители очищали квартиры, отыскивали золото и оружие. В воровской практике «обыск» самое сложное, кропотливое дело. На него уходит масса времени. А время всегда в обрез. Чем меньше потратит шайка на розыски «кладов», тем больше шансов на благополучный исход операции. Затяжка несет с собой опасность провала. А провал — это неволя. Для некоторых и смерть. Смерть от преследующей пули, смерть по приговору ревтрибунала.
Штефан замешкался, зарылся в сундуках и гардеробах. Золото шло плохо. Жильцы отдавали брошки, кольца, серьги, а кубышки скрывали. Два помощника атамана стаскивали упрямых и несговорчивых в конец коридора и допрашивали. Кляп вынимали лишь для того, чтобы жертва могла назвать место, где спрятано золото. Если человек отказывался говорить, ему снова возвращали кляп в рот, и допрос продолжался. На полу чернели лужи крови, светлели выбитые зубы. Все это мы увидели позже, когда в доме воцарилась тишина, если не считать охов и стонов подвергавшихся истязаниям людей. Допрашивали Скряга и Криволапый. Скряга устрашал зловещим шепотом, Криволапый приводил угрозы в исполнение: тыкал наганом в глаза, бил рукоятью по голове. Рычал при этом, как медведь.