— Но Штефан называл вас своей женой?
— Ему нравилось играть роль семейного человека.
— Он носил обручальное кольцо, — напомнил Елисеев.
— Не знаю. Меня не интересовали его украшения.
— И перстенек с головой Мефистофеля тоже не интересовал?
Звягина чуть зарделась:
— Он взял его с моего стола.
— Зачем?
— Понравился. Сказал, что вернет... Вообще, любил всякие безделушки...
— Чужие?
— Возможно.
— И вернул?
Лицо Звягиной облилось густым румянцем: она явно стыдилась чего-то или чего-то боялась.
— Вернул.
— А вы, чтобы скрыть Штефана, сказали отцу, будто нашли перстенек под диваном.
Она помялась, нехотя выдавила из себя:
— Да.
— Вы знали, что Штефан возглавлял банду воров и убийц?
— Теперь узнала.
Допрос ничего не дал. Версия Звягиной могла быть реальной. В доме ничего не обнаружили. Подручные Штефана не знали Антонину, следовательно, причастность Звягиных к шайке отпала. Но подозрение осталось. Осталось у Елисеева и Маслова. В основном, у Маслова. Тот вообще отбрасывал Штефана, хотя связь атамана с домом подтвердилась. Ему втемяшился в голову поручик Янковский. Только поручик.
Следил за домом. Не каждый день. В свободные от дежурства вечера, в очередь с Карагандяном и Плахиным. Карагандян охотно откликнулся на предложение товарища. Плахин — без энтузиазма. Он мало верил в успех затеи. Вообще, не любил затей. По складу своего характера относился к людям доверчиво, без подозрения. Верил и чиновнику. Один раз, правда, заметив у Звягина перстенек, пошел выяснять. Но не потому, что предполагал обман, просто хотел уточнить, не нашлись ли украденные вещи. Маслов за эту доверчивость называл Плахина примиренцем и соглашателем. Учил его: «Буржуй всегда буржуй. У него за пазухой для нашего брата только камень. В лицо улыбается, а отвернись, сразу трахнет этой булыгой по башке. Понял?».
Карагандяна объединяло с Масловым не столько чувство ненависти к чиновнику канцелярии генерал-губернатора, сколько желание разгадать тайну, принять участие в возможной схватке с врагом. А по части схваток он был большой мастер. Даже один вид его говорил о воинственной душе: кожанка, наган и две гранаты, «бомбы», как он называл их. Фуражка набекрень, из-под куртки глядит матросская тельняшка. В огонь лез без страха, даже с какой-то радостью: глаза загорались, лицо вспыхивало румянцем, и весь он преображался. В такую минуту удержать Карагандяна было невозможно. Не слышит, не видит никого рядом. Вцепишься ему в рукав, пытаешься вразумить, а он только отмахнется: «Погоди, не мешай!». Я иногда думал, как это пули минуют Карагандяна, и ему говорил: «Сглотнешь свинец ненароком, степени́ себя». А он отвечал, посмеиваясь: «Пуля ищет того, кто сзади, а переднего всегда минует». И верно. Сколько раз мы были в переделках, сколько пуль летело нам в лицо, и ни одна не коснулась Карагандяна. Правда, какой-то бандит прожег ему наганом кожаную фуражку на самой тулье, но держал он в тот момент ее в руке — снял, чтобы пот стереть со лба. Так и носил с дыркой, шутил: «Когда вещь не на своем месте, ее всегда испортят».
Сам Маслов во всей истории с чиновником зрил лишь необходимость борьбы с контрой. В нем эта идея сидела глубоко. Белых офицеров и чиновников люто ненавидел. Ребята рассказывали, что на фронте Маслова ни за что отхлестал прапор перед строем по лицу. Гордый и независимый по натуре Маслов не мог забыть этого унижения. В душе поклялся отомстить. Отомстить золотопогонникам. Я думаю, что в сердце моего друга не было простой обиды. Не примечали мы в его словах обычной человеческой злобы. Была суровость и ненависть ко всему старому, враждебному нам. «Убить придется их, — обобщал Маслов все свое представление о борьбе с контрреволюцией. — Не смирятся с нашей властью никогда». «Да вроде потише стали», — возражал Плахин. «Кошка перед прыжком всегда притаивается, — гнул свое Маслов. — Вот погоди, так зашумят, что в ушах у нас звенеть будет». Пророком оказался Маслов. Печальным пророком.
В общем, за домом они следили. Вдвоем. Плахин после трех заходов на Гоголевскую оставил друзей: «Пустое. Да и не люблю я этих подсматриваний в чужие ворота».
Недельки через две остыл и Карагандян: «Надоели чиновники, сидят, как мыши в норах, выглянуть боятся. Это не по мне». Маслов и сам понимал, что результатов наблюдения не дают, поэтому друга не удерживал: «Ладно, один попробую». «В случае чего, зови, — предложил Карагандян. — Пособлю».