— Это хуже, господин Звягин.
Переговорил с майором. Тот отрицательно покачал головой. Ушли.
В тот вечер на Гоголевской дежурил Маслов. Приметил двух незнакомых людей. Стал наблюдать. Проводил до самого Урдинского моста, пока не скрылись они в узких старогородских улицах.
Все бы так и кончилось: навестили Звягина какие-то люди, поговорили, ушли. Однако память у Маслова была цепкой. В августе, на самом исходе лета, увидел он ночного звягинского гостя в парадной гостиницы «Регина», где разместилась английская военно-дипломатическая миссия. На этот раз знакомый чиновника был в форме майора вооруженных сил Великобритании и на поясном ремне висел браунинг. Вместе с майором выходили еще двое военных, с пробковыми шлемами. Офицеры покинули тенистый вестибюль и зашагали по горячему, почти раскаленному тротуару. Впереди майор, за ним два спутника. Маслов для себя отметил, что люди эти, не в пример другим иностранцам, не боятся солнца. Все трое загорелые, причем, майор меньше, а те двое просто черные. Удивил Маслова загар — где успели опалиться так. Не знал он, что офицеры, прежде, чем попасть в Ташкент, акклиматизировались в Индии и Иране, попеклись на солнце, совершая долгий путь в столицу Средней Азии.
Маслов стоял на посту. С тех пор, как город заполонили иностранные посольства и консульства, милиции вменили в обязанность охрану их резиденции. Надо было сутками отсиживаться в вестибюлях, слоняться у входа, вытягиваться в струнку, когда подъезжал автомобиль или пролетка к зданию. Стоять, не шелохнувшись, пока мимо по ковру не проследует какой-нибудь франт в белоснежной манишке и с крикливым галстуком на шее. Вежливо приветствовать, иногда интересоваться, если незнакомый человек, — к кому изволит идти. Шли все богато одетые, сытые, надменные. А он, Маслов, стоит в выгоревшей на солнце, подлатанной на рукаве гимнастерке, в узких и коротких не по росту галифе и в чужих, да, чужих, сапогах — одну пару приличных, даже новеньких Василий Прудников раздобыл на всех постовых, чтобы перед заморскими буржуями не ударить лицом в грязь. Иностранцы и гости их так и пялят глаза на ноги. Лапти, что ли хотят увидеть. Маслову сапоги впору, будто на него сшиты. Блестят. Гуталина не жалеет, когда идет на пост. И тут в свободную минуту нет-нет, да и смахнет пыль старенькой бархаткой, что хранит в кармане. Вот Плахину, тому худо — ноги длиннющие. Жмут сапоги. Но терпит. Куда денешься — служба. Маслов пропустил офицеров и тут же спросил у полотера, который занимался уборкой комнат: давно ли господа приехали?