На другой день, сразу после налета банды Штефана на дом в районе Бешагача, откуда атаман сбежал, прыгнув со второго этажа в воду, Янковский снова возложил связь на Звягину. Теперь уже оба — атаман и поручик приходили в госпиталь и через нее условливались о будущих поставках оружия.
Со смертью Штефана заговорщики лишились надежного поставщика. Связь с бандой вообще прекратилась. Исчез на несколько месяцев и Янковский. Потом объявился в доме Звягиных и «обрадовал» Антонину: «Как мы были глупы, рассчитывая на Штефана и ему подобных. С этим покончено, — сказал он. — Теперь мы сильны. И будем еще сильнее. Но от тебя нужна последняя жертва». Она никогда не отказывала ему. Старалась быть полезной. К тому же задание оказалось простым и даже приятным — встречаться с работниками консульства и миссии, передавать изредка небольшие записки. И всё.
Александр Янковский умел зажечь ее взволнованными словами о чести дворянства, о долге перед Россией и царем. Она верила в царя. Отвлеченно, как в символ прошлого, но верила.
Никого, кроме Янковского, она не знала. От него брала записки. Ему передавала ответ. Задержанная первый раз у здания американского консульства, она переменила тактику. В здание не входила. Давала знать о своем появлении в окно.
Кажется, Звягина говорила правду. Многое совпадало. Во всяком случае, она повторила почти все известное Елисееву от бойцов отряда. А когда половина совпадает, то доверяешься и остальному. Да и как не довериться — других сведений нет и добыть их неоткуда. Иностранцы неприкосновенны, а Янковский и стоявшие за ним люди — в тени пока.
Еще несколько человек взяли около посольств и консульств. Захватили хозяина особняка, где обычно развлекался Бейли. Все — бывшие собственники, но в заговоре участия, вроде, не принимали. Слово заговор тогда не произносилось. Оно прозвучало позже. «Мы просто симпатизируем господину майору. Ведь имеем мы право уважать англичанина, тем более, что он поддерживает идеи свободы», — так заявил бывший доверенный Русско-Азиатского банка Крамер, когда его допрашивали в штабе Красной Гвардии.
Отпустили. Рабочий железнодорожных мастерских, ставший поневоле следователем, долго хмурился, из-под нависших бровей смотрел на бантик-собачку, вызывающе черневший на белом крахмальном воротничке, сказал:
— Что ты контра — это ясно... Но говоришь правильно. Катись. Смотри, не попадайся! — И следователь недвусмысленно поправил за поясом наган.
Те, кто попал на допрос к «левым» эсерам, вначале перетрусили. Им совали под нос маузеры, грозились расстрелять как агентов международного капитала. Но после громких фраз вдруг предлагали вступить в свою партию и бороться под лозунгом «Земля и воля»! К немалому удивлению Панасюка, одного из главарей эсеров, двое задержанных оказались членами его партии. Они намекнули, что дружба их с Бейли и Тредуэллом может быть даже полезной для «социалистов-революционеров».
Антонина Звягина осталась под арестом. Шифрованная записка была уликой, и за нее полагалось наказание. Звягину перевели в тюрьму...
Караван идет в город
Вечером, перед обычным выездом на патрулирование, во двор отделения по сигналу тревоги собрались все бойцы отряда. Спешно седлали коней, проверяли оружие, получали паек. Паек на несколько дней — событие для милиции. Ребята вдруг почувствовали себя на фронте. Никто еще не знал, зачем их вызвали, по какому поводу тревога, но понимали: если собрали всех конников, значит, дело серьезное.