— Будем ждать сигнала Оранова. Оружие подготовить к возможной схватке.
В служебном находились семнадцать хорошо вооруженных беляков. Все офицеры. Легко не дадутся. Главное, взять их внезапно, не дать опомниться. Нас беспокоило положение Оранова и Глухова. Двое против целой банды. Чуть оступишься в разговоре и — конец. Беляки, если учуят, что их провели, расправятся с «представителями» Осипова самым беспощадным образом. Расправятся, и мы ничего не узнаем, не услышим, не сумеем придти на помощь своим товарищам.
Чухал паровоз, стучали колеса, погромыхивая на стыках рельс — поезд бежал в глухую заснеженную равнину, скованную холодом. За стрелкой машинист Сахаров прибавил пару. Километра три пролетели одним махом. Станция скрылась в морозной дымке, исчезли за деревьями глиняные дувалы кишлака — голое, пустынное место. Здесь, кажется, можно брать беляков. Никто им на выручку не придет — кулаки далеко. Но Сахаров гонит и гонит. Он знает, где лучше остановиться. Еще сглотнули километра два. И вот, наконец, затормозил. Резко, неожиданно. Вагоны с визгом, грохотом, ударяясь друг о друга буферами, застыли. Ребята — кто успел ухватить руками перекладины — задержались, остальные попадали. Недовольства, однако, не выразили, даже не ругнулись. Только Башинский, самый спокойный из наших бойцов, послал всех чертей на голову Сахарова:
— Не знаю, как там беляки, но мне старик шишку изрядную посадил на лоб.
Он, верно, угодил головой в доску, что подпирала нары.
— Тсс! — поднял я руку.
Нужна была тишина. Я ждал сигнала от Оранова. Ведь затормозил машинист неспроста. Таков уговор. Выглянул из приоткрытой двери теплушки и посмотрел на служебный вагон. На ступеньках стоял Глухов.
— В чем дело? — крикнул он Сахарову.
— Занос, — ответил машинист. — Сейчас уберем снег...
Янковский тоже высунулся из тамбура.
— Может, помочь? — спросил он.
— Зачем, ваше благородие, — отмахнулся Глухов. — Сами управятся. — Повернул голову ко мне: — Эй, кто там из сопровождающих? Выходите на путь.
Я предусмотрительно спрятал голову в тень вагона: не хотел быть узнанным поручиком. Послал к паровозу Комочкова и Башинского. Не потому, что они самые крепкие или сноровистые. Послал разведать обстановку. Комочков первым прыгнул на насыпь, заснеженную донельзя, утонул по колено в белой морозной вате. За ним Башинский. Оба забарахтались, разгребая снег и пробивая себе дорогу к паровозу.
По правде говоря, сам путь не был особенно занесен, ветер сдувал с рельс порошу, скатывая под насыпь. Сахаров для остановки выбрал не ахти какое удачное место, но коли выбрал, так надо делать вид, что сугроб велик и с ним придется повозиться. Помощник машиниста, Комочков и Башинский взялись за лопаты. Пособлял им и Сахаров. Разметывали снег налево и направо. Он дымил, вился по ветру, летел поземкой вдоль пути.
Янковский поглядел минуту на труды наших ребят и, поежившись, шмыгнул в тамбур. Глухов для порядка пожурил машиниста:
— Шевелись веселей.
Он тоже собрался уйти в вагон. И поднимаясь на ступеньку, незаметно поманил меня пальцем. Я кинулся из теплушек, как и ребята, в снег, увяз в нем, выпутался с усилиями и побежал к служебному.
Около подножки услышал тихое и короткое:
— Приготовиться! Ребят стянуть в тамбур. Тронемся — действовать...
Дверь за Глуховым захлопнулась.
Будто разговора никакого не было, вроде, не задержал меня Глухов — прошел я мимо служебного к паровозу. Обогнул его, фыркающего паром. Взял из рук помощника лопату. Спросил Сахарова:
— Когда тронемся?
Тот скосил глаза на служебный, буркнул в усы:
— Сейчас...
— Давай поначалу тихий, чтоб ребята смогли перелезть в тамбур.
— Сам знаю.
Старик Сахаров, как звали его в депо, не умел слушать приказы. Его раздражало каждое произнесенное требовательным тоном слово. Сразу огрызался, левая бровь его начинала дергаться, а усы топорщились. Не знаю, почему кликали его стариком. Был он средних лет, но усы и бородка, правда, светлели от седины, не густой, но приметной. Вот и сейчас бровь белой щеточкой зло вздыбилась, и сам Сахаров будто ощетинился весь.
— Без вас, начальников, небось, обойдусь. Свое дело делай!
Я кивнул Башинскому и Комочкову, повел их назад, к вагонам. Напоследок все же повторил приказ Сахарову:
— Значит, помаленьку вначале...
— Тьфу! — плюнул старик и замахнулся на меня для острастки лопатой.
У тамбура служебного вагона я оставил ребят, сам рысцой бросился к теплушкам: